Тим Уиллокс - Бунт в «Зеленой Речке»

Девлин смахнула что-то с глаз.

— Я хочу еще раз повторить, что я люблю тебя…

Клейн кивнул. Ему ничего не оставалось, как рассказать Девлин о себе. У него и в мыслях не было скрывать от нее свое прошлое — просто как-то случая не представлялось. Теперь такой случай выдался.

— Раз уж настало время темных тайн, давай-ка я расскажу свою. Как знать, может изменится твое отношение ко мне.

— Очень сомневаюсь…

— Меня посадили за то, что я изнасиловал свою подружку.

Некоторое время Девлин молча изучала лицо Клейна. А тот ощущал, как в нем ворочаются в любую секунду готовые вырваться наружу чувства, которые он похоронил и перепахал своей работой, дисциплиной и желанием выжить. Он постарался отделаться от них, догадываясь, что в основном — это смесь горя и гнева.

Наконец Девлин заговорила:

— Пожалуй, расскажи об этом подробнее.

— В самом деле? — спросил Клейн.

Девлин глубоко вздохнула:

— Я останусь с тобой независимо от того, расскажешь ты мне что-нибудь или нет. Я не верю, что ты совершил нечто такое, с чем я не смогу мириться. Но я хочу знать…

Клейн уставился на свечу.

— Мы были вместе четыре года, и все пошло прахом задолго до этого печального конца.

— Как?

Клейн не отрывал взгляда от свечи; вся комната вместе с Девлин сделалась невидимой.

— Обычное дело. Банальная история, из тех, что позволяют адвокатам по разводам и психотерапевтам жить припеваючи. Ни тебе страшных преступлений, ни роковых измен. Такие истории всегда кажутся нудными со стороны и заставляют твою душу истекать кровью, когда это происходит с тобой. Мы ничем не отличались — еще одна парочка, отрабатывающая вариацию на заезженную тему. Взаимная пытка. Одно время это нас увлекало, но потом надоело, и все кончилось.

Клейн взглянул на Девлин и увидел в ее глазах страх. Он снова отвел взгляд.

— Не физическая пытка, если ты подумала об этом. Это было бы слишком прямолинейно, слишком просто. Нравственную муку можно растянуть намного дольше. В конце концов все, что у нас осталось, — это то, что мы называли между собой половыми актами ненависти. Понимаешь, что я имею в виду? Они хороши, пока длятся, но когда все заканчивается, ненавистен даже звук собственного дыхания.

— Я понимаю, — сказала Девлин.

— Однажды после одного из таких грандиозных актов я заявил, что не желаю ее больше видеть — она мне осточертела. Она в ответ заявила, что если я брошу ее, она уделает меня так, что я… — Клейн пожал плечами. — Она говорила такое не впервые, и мне уже надоело. Я просто встал и ушел. А утром ко мне в больницу пришли полицейские и арестовали за изнасилование.

— Ты насиловал ее?

— Она так заявила. Да и какое это имеет значение?

— Большое, и ты это знаешь.

— Я трахнул ее так же, как сотню раз до этого. У нее на спине остались ожоги от трения о ковер. Она кончила три раза. Можешь почитать обо всем в материалах следствия. На суде она заявила, что просила меня прекратить, но это не так. Ее подружки сказали судье, что я по-хамски разговаривал с ними в ресторане, что я груб от природы, что я фанат восточных единоборств и т. д. и т. п. Большая часть всего этого — правда и в то же время наглое вранье. Все вывернули наизнанку. Дело перешло в разряд особо тяжких, и тем не менее это была лишь дурацкая игра, в которой мы кусали друг друга и плевали в лицо. Я усугубил свое положение, предложив встретиться и поговорить с ней до суда. Естественно, беседа быстро обернулась проигрыванием старой пластинки. Два часа разговора втиснули в себя четыре года непрерывной грызни. Мой адвокат чуть не плакал, и не без основания. Ко времени, когда я предстал перед судом, весь этот эпизод изобразили так, будто я угрожал и преследовал несчастную женщину.

— И она не забрала заявление? — спросила Девлин.

— А она могла? — ответил Клейн. — Все, машина заработала. Цирк, да и только. Газеты, адвокаты, женские союзы… И прокурор облизывался при одной только мысли о том, сколько голосов на предстоящих выборах принесет ему обвинительное заключение. А ведь до моего суда этот придурок наверняка считал, что „Девушка-евнух“ — это библейское сказание. Он в темпе обзавелся двумя помощниками женского пола и появился в вечернем выпуске новостей, размахивая феминистским журнальчиком…

Девлин невольно засмеялась, но тут же осеклась.

— Прости, — виновато сказала она. — Просто…

— Знаю, знаю, — перебил ее Клейн. — Это была обалденная комедь. Я уже тогда так думал. И, черт возьми, оказался прав! Мой адвокат, который, к слову, сейчас владеет моим домом, посоветовал мне не выступать. Доказывать якобы должны они, а, появившись за барьером, я буду выглядеть как какой-нибудь Ганнибал Лектер. После ее выступления со стороны обвинения казалось, что я уже победил: ни для кого не было секретом, что ее душа не лежала к этому делу. Но затем во время перекрестного допроса мой кретин-адвокат практически изнасиловал ее вместо меня, изобразив потаскухой, которой она не была, и оставил рыдать в подол блузки. К тому времени я уже и сам уверовал, что изнасиловал бедняжку. Суд признал меня виновным и отвалил от пяти до десяти лет.