Тим Уиллокс - Бунт в «Зеленой Речке»

Терпение, Клейн: весь цвет психопатологии Техаса собрался за этими стенами, чтобы перебить их и всей кодлой изнасиловать бедную девушку, — так дай же ей перевести дух. Клейн глубоко вздохнул: все нормально, он же воин „шотокан“… Он холоден как лед. Нет, серьезно: он выдержит что угодно. А ковбойскую ухмылку прибережем на потом. Клейн улыбнулся Девлин.

— Потрясающе выглядишь, — сообщил он ей.

Офигительное начало. Вот дурак…

— Все при всем, — добавил он.

— У тебя тоже, — ответила Девлин.

Клейн рассчитывал на подобное признание, но с большим чувством, впрочем, это только начало. В воздухе повисло неловкое молчание.

— Я должна тебе кое-что сказать, — начала Девлин.

Констатировать, что Клейн пришел в ужас — значит, ничего не сказать. В голове тревожно забил колокол. Он хотел было поинтересоваться: „А не может это подождать?“, но подобная жалобная просьба предусматривала повышение голоса на добрую октаву, а жена одного из его приятелей как-то призналась, что нет лучшего способа убедить женщину в том, что у тебя член до колен, чем говорить с ней глубоким, низким голосом.

Не задумываясь далее, Клейн выпалил:

— Это следует понимать как „Я должна тебе кое-что сказать“ или как „Должна ли я еще что-нибудь говорить?“

— И то и другое понемногу, — призналась Девлин.

Достав из кармана рубашки пачку „Кэмел“, она вытряхнула сигарету и сунула ее в рот, затем протянула пачку Клейну.

— Будешь?

На этот раз Клейн не поддался искушению и отрицательно помотал головой.

— Видишь ли, — Девлин сделала паузу, прикурила сигарету и затянулась, — я люблю тебя.

— Черт меня возьми… — выдавил Клейн.

Внезапно глубина собственного голоса утратила для него всякое значение; и он вовсе не чувствовал себя обалдуем. Он был воином „шотокан“, и его любила Девлин. Его член волшебным образом снова принялся приподнимать грубую ткань полотенца. Рей с трудом справился с желанием сорвать полотенце и сплясать джигу, ведь его хладнокровие далось ему с таким трудом, что вряд ли стоило с ним так легко расставаться. Эй, завопил внутренний голос, сейчас самое время для ковбойской ухмылки! Клейн не стал прислушиваться к советчику и просто стоял как пень.

— Но это еще не все, — продолжала Девлин.

Член Клейна не дрогнул, но желание танцевать маленько поутихло. Не успел он снова удариться в сомнения, как дверь отворилась и в кабинет вошел Коули с узелком тюремной робы под мышкой. Обведя присутствующих взглядом своих желтых, налитых кровью глаз, он кивнул в сторону стола:

— Я бы хотел дочитать до конца, пока еще есть возможность.

— Дочитать? — поразился Клейн.

Насколько он знал, Лягуша не пробегал глазами даже спортивных страничек в газетах.

Коули сунул Рею узелок.

— Чистая одежда. — Он взглянул на оттопыривающееся спереди полотенце Клейна. — Может, пригодится.

Клейн повертел узелок в руках. Ладони от соприкосновения с тканью горели, но от этого Рей чувствовал себя только лучше.

Девлин, которая явно обрадовалась поводу оттянуть серьезный разговор, обратилась к Коули:

— Ну и как, тебе понравилось?

Коули важно поднял бровь и, пройдя к столу, плюхнулся на стул.

— Прежде чем составить окончательное мнение, я бы хотел дочитать до конца. — Он взглянул на Девлин. — Но насколько я могу судить, это настоящий шедевр.

Впервые со времени своего появления в больнице Клейн увидел на лице Девлин широкую улыбку и почувствовал себя немного лишним.

— О каком таком шедевре вы тут говорите? — поинтересовался он.

Коули открыл ящик стола и достал из него экземпляр „Америкен Джорнел оф Психиатри“. Открыв журнал и выпятив грудь, он положил его на стол перед Клейном.

— Об этом шедевре, придурок.

Клейн наклонился, прочитал заголовок статьи и список авторов: Джульетта Девлин. Рей Клейн. Эрл Коули. Клейн сглотнул и поднял глаза на Лягушатника.

Выпученные желтые глаза Коули встретили его взгляд: в них читалось такое, что сердце Клейна второй раз за ночь чуть не разорвалось. Они с Коули знали друг друга лучше, чем кто-либо другой. И если кто-нибудь и понимал, что значила эта статья для чернокожего издольщика, двадцать три года назад заброшенного в ад, так это Рей. И доведись прямо сейчас в кабинет ворваться братьям Толсонам и снести доктору башку с плеч, так это стало бы вполне разумной платой за счастье в глазах Коули и за чувство, распиравшее грудь Клейна. Коули сцепил обе руки в один огромный дрожащий кулак: Клейн положил свою руку сверху.