Тим Уиллокс - Бунт в «Зеленой Речке»

— Спасибо…

К ее собственному удивлению, голос прозвучал ровно. Дальше по коридору за спиной Коули стоял в дверях Робен Уилсон. Поймав взгляд Девлин, он подмигнул ей. Девлин ответила тем же и повернулась к Коули: у того, похоже, не было слов. Внезапно Девлин вспомнила одну важную вещь, о которой она думала весь день, и враз забыла все, что видела и делала. Улыбнувшись Коули, она сказала:

— Я только сейчас вспомнила, что хотела тебе что-то показать…

— Куда это ты ведешь этого латиноса, кореш? Нев собирался с ним хорошенько поговорить, он ведь выпустил всех черномазых…

Кольт Грили, руки которого от плеч до кистей украшала татуировка, стоял в воротах блока „В“ загораживая Клейну дорогу и пальцем показывая на Галиндеса:

— Куда это он прется?

— Он с нами, — ответил Клейн.

— Лично против тебя, док, я ничего не имею, поэтому предупреждаю как кореша: не надо с нами шутки шутить. — Грили беспокойно взглянул на возвышающегося за спиной Клейна Эбботта. — А если понадобится, так ребята расправятся с твоим психом в два счета.

Клейн направил луч фонарика прямо в лицо Грили, и тот заслонился рукой.

— А кто это придумал штуку с головой? — спросил доктор.

— Какой такой головой?

— Той, что стоит на стуле в этой камере?

Грили положил руку на рукоятку заточки, торчащей у него за поясом.

— Думаю, тебе лучше поговорить с мистером Эгри.

— Ты сам резал или только помогал держать за руки? — допытывался Клейн.

— Нигер был уже дохлый, док. Но, чисто между нами, удовольствия мы получили немало.

Грили чуть отступил, и Клейн решил его задержать, решил хладнокровно и без лишней злости. Теперь нужно вести себя только так, если он хочет добраться до Девлин.

Включив фонарик, он заткнул его сзади за пояс штанов. Улыбнувшись Грили, он сказал:

— Слышь, Кольт, никто из ребят не слыхал, как идет игра у „Лейкерс“?

Грили заметно расслабился.

— Отчего же, — осторожно сказал он, — говорят, во второй четверти „Никс“ шли на пять очков впереди. А что?

— Да я неплохие деньги на них поставил, — ответил Клейн.

С этими словами он подпрыгнул и обрушил все свои девяносто килограммов живого веса на колено Грили. Этот удар он отрабатывал много лет подряд, но применял на практике впервые. Прием был выполнен так чисто, что Клейн даже удивился: все связки с негромким треском лопнули разом, и коленный сустав развалился. Грили открыл рот, но Клейн ударил его в горло и тут же, закрутив бедро, нанес круговой удар локтем „моваши эмпи“ точно в левый висок. Грили рухнул, как мешок с картошкой, и остался лежать на полу, поскуливая и подергиваясь. Вся комбинация была выполнена менее чем за две секунды. Клейн осторожно обвел взглядом блок, следя за сверкавшими там и сям лучиками фонарей: похоже, никто ничего не заметил. Посмотрев под ноги, он хладнокровно и безо всякого удовольствия треснул Грили пяткой по голове. Тот дернулся и затих. Это напомнило Клейну правила обращения с пациентами: ему будет больно, но пойдет на пользу. Наклонившись, Клейн достал из-за пояса Кольта заточку. Галиндес следил за ним.

— Затащите его сюда, — приказал Клейн.

Галиндес подумал, затем кивнул и оттащил Грили в конец камеры, в которой лежали обгоревшие тела. Клейн повернулся к Эбботту:

— Теперь дело за тобой, Генри. Куда идти?

Эбботт наклонился и поднял с пола тяжелую кувалду, забрызганную кровью. Клейн вспомнил обстоятельства гибели семьи Генри, и по его спине пробежал холодок. Эбботт поднял молот и указал на выход.

— В столовую, — сказал он.

Из камеры вынырнул Галиндес и, увидев поднятый молот, быстро взглянул на Клейна. Клейн протянул ему заточенную отвертку Грили:

— Идем.

Они вышли в атриум, сквозь стеклянную крышу которого не проникало больше ни лучика света. В воротах блока „D“ слабо мерцал желтоватый свет, то ли от свечей или факелов, то ли от самопальных масляных светильников. Время от времени темноту вспарывал случайный луч света. Клейн решил зажигать фонарь как можно реже, чтобы не привлекать внимания. Это, конечно, замедлит продвижение, зато на свет не слетится туча взбесившихся мотыльков с ножами в руках. Они миновали вход в блок „С“: там царило встревоженное молчание. Шестьсот зэков, преимущественно черных, латиноамериканцев и индейцев, по-прежнему оставались взаперти еще с третьей переклички. Они знали, что произошло в блоке „В“, и вот уже восемь часов напряженно прислушивались к страшным звукам, доносившимся снаружи. Из дверей посветили, а вслед за этим показалась весело галдящая компания покачивающихся людей — судя по голосам, белые. Галиндес юркнул в темноту, а Клейн порадовался, что его кожа белого цвета. Луч фонаря уперся ему прямо в лицо, и Клейн замер на месте. Из тьмы рявкнул незнакомый ему голос: