Сергей Зверев - Убить бессмертие

Борщевский уже связывал пленнику ноги, натягивая веревку и привязывая ее к противоположному дереву. Теперь бандит лежал растянутый между двух деревьев и при всем желании не мог вырваться. Он мог только крутиться вокруг своей оси, как шашлык на шампуре. И все.

Взяв протянутую Мовчуном фляжку, Иннокентий плеснул пленнику на лицо, потом приложил горлышко к губам и влил ему немного воды в рот. Бандит закашлялся, закрутил головой и открыл, наконец, глаза. Как-то сразу стало понятно, что в себя этот тип пришел немного раньше, но не спешил это демонстрировать.

Взгляд у него был нехороший. Не злобный, не уничтожающий или какой-нибудь свирепый. Нет, это был холодный, даже какой-то спокойный взгляд хищника. Ледяной, безжалостный. Сразу понятно, что, повернись к нему спиной, и он тебя мгновенно и умело убьет. И даже лица твоего потом не вспомнит. Раз плюнуть ему! И это при том, что у него глубокая резаная рана на руке, и нож торчит в бедре почти по самую рукоятку.

— Кто вы такие? — тихо, почти сонным голосом спросил Борщевский, потерев свой нос.

— Это я вас должен спросить, кто вы такие? — парировал пленник. — Это вы убили двоих моих товарищей, меня вон связали для непонятных целей. А мы всего лишь охотники из ближайшей деревни.

— Какой?

— Сосновки, — тут же ответил пленник.

— Ясно, а автоматы у вас для охоты? — понимающе закивал головой Кеша.

— Конечно! Браконьерство, но за это не убивают. Можете меня оштрафовать.

— Ты парень толковый, сообразительный, — вздохнул Борщевский и положил на колени свой «Вихрь» с глушителем на стволе. — Сам ведь видишь, что мы не лесники, не егеря и даже не ОМОН.

— Бандиты, что ли? — криво дернул щекой пленник, выдав наконец что с трудом терпит боль от ножа в ноге.

— Формулировки отложим пока. Слона хоть мотыльком назови, а в посудной лавке эффект все равно будет один. Кто заказчик ваших услуг?

— Каких? — постарался улыбнуться пленник, и это у него почти получилось. — На поставку дичи? Так мы для души, для себя охотились.

— Не беспокоит? — кивнул Борщевский на нож, вокруг которого штанина уже пропиталась кровью.

— А как насчет присяги? — вопросом на вопрос ответил пленник. — Как там насчет чистых рук, горячего сердца и холодной головы?

— Никак, — не сводя взгляда с ножа, отозвался Борщевский. — У тебя ведь тоже в прошлом присяга, служение родине. Сейчас ты — частное лицо, и мы — частные лица. И все, что между нами происходит, — это вроде как поселковая драка. Улица на улицу. Вы с одной, мы с другой? Нет? Не-ет, вы не с другой улицы. Вы теперь иногородние, вы как столичные студенты, что в село на картошку приехали. И давай гадить, девок наших щупать! Чужие вы теперь нам. За нами свое село, за вами чужаки. Так что мы в своем праве.

Мовчун смотрел на этот спектакль и ухмылялся. Кеша снова в своем репертуаре!

— И что, начнем уличные разборки? — процедил пленник. Он явно стискивал зубы, потому что его начало лихорадить. — Тогда вы в тупике, ребята! Тут выигрывает кто-то из тех, кто стоит за нами. Мы пешки, а решают они.

— И ты как пешка готов умереть за них? — приподнял Борщевский одну бровь.

— Это моя работа, — поморщился пленник. — Так сказать, без протокола. Если я буду при каждом шухере кидать своих работодателей, то у меня как минимум не станет работы.

— Ну и гад же ты, — не выдержал Мовчун и вплотную подошел к нему. — Я вот погоны не снял, чтобы продолжать родине служить. Я их не снял, потому что у меня теперь больше возможностей, и я не скован многими условностями. Могу вот тебя сейчас удавить! А ты ради чего их снял, сука? Ведь носил же, а?

— А ты не лезь мне в душу! — вдруг заорал пленник. — Не твоя жизнь, и не тебе в нее лезть! Условностей тебе было многовато? Теперь вон, — он кивнул на тело одного из бандитов, которого Мовчун свалил очередью в грудь, — у тебя руки развязаны. А я с Сычом три года из одного котелка жрал и бок о бок спал. И он мне жизнь спас.

— Сегодня ему это не удалось, — грустно заметил Борщевский. — Сегодня ты точно умрешь. И не потому, что ты преступник, не потому, что ты нам враг. Ты умрешь потому, что ты предатель, ты предал солдат, с которыми рядом воевал. Рядом не только Сыч был, рядом были и другие. А вот вы с ним пошли к бандитам. И боевое братство в нашем лице тебя не прощает, а приговаривает.

— Какое братство! — в запале хрипло закричал пленник. — Нас сдали военной прокуратуре, нас лишили званий, боевых наград! А ведь никто не стал разбираться. Да, мы были виноваты, но не в нас же дело…