Ночник в виде стеклянной нимфы, сжимающей в руке небольшой факел с красноватой матовой лампочкой внутри, стоял на низкой тумбочке у кровати. От него струилось мягкое ровное сияние, в котором купалась спальня. Владислав лежал лицом к Лене, подперев голову правой рукой. Его левая рука медленно скользила по ее обнаженному плечу.
— Ну что ты молчишь? — тихо спросила Лена, тревожно вглядываясь в его лицо серо-голубыми глазами. — Так ничего и не скажешь?
Он чуть улыбнулся.
— Пока нет. Давай оставим разговор до завтра. Все, что я мог тебе сказать, уже сказано. А больше тебе пока знать не следует. Из-за этого я потерял стольких близких людей, что уж и со счета сбился, — жену и сына, Вику, Егора Сергеевича… Теперь не хватало еще и вас с Лизой потерять. Это опасная игра, Леночка. Очень опасная. И ставки в ней очень высоки. Выше не бывает. — Владислав сел, отбросив одеяло в сторону. И она невольно залюбовалась его сильным, мускулистым телом с голубой наколкой на груди. — Завтра все должно решиться. Мне не надо тебе объяснять, ты ведь и сама многое понимаешь — что я, кто я, какими Делами занимаюсь…
— Владислав, ты — преступник? — вдруг очень серьезно и неожиданно спросила Лена, устремив на него пристальный взгляд.
Он даже рассмеялся от этих слов.
— А что такое преступник, Леночка? Что такое преступление? Это фикция, условность, которую общество… вернее, одна часть общества придумала для того, чтобы оправдать… — Он нахмурился, подыскивая слова. — Оправдать свое господство над другими.
— Да? — вспыхнула она. — А как же убийство? Вот убили Шелехова — твоего знакомого. Это разве не преступление? А все эти заказные убийства бизнесменов, банкиров… А скандалы с отмывкой денег?
Владислав покачал головой. Ему сейчас совершенно не хотелось вступать с милой девушкой в философские дискуссии, но она говорила так искренно, так горячо, что невольно задела его самолюбие. Надо было что-то ответить.
— Дело в том, Лена, — медленно заговорил Варяг, — что в нашей стране — уж так сложилось, так уж издавна повелось — закон никогда не имел железной силы всеобщего правила. Законы всегда обслуживали какую-то одну группу людей. А другие люди нарушали эти законы и становились преступниками, так их называли.
Большевики в семнадцатом пришли к власти и сразу нарушили все мыслимые законы государства — стали отбирать собственность и деньги — словом, грабили награбленное. Вот с них-то все и пошло вразнос, если хочешь. А потом внутри построенного ими — заметь, на изначальном грабеже и воровстве построенного — государства возникли группы людей, которые решили: а какого черта — этим можно было грабить и убивать, почему же нам нельзя? Больше того, они решили, что, грабя и убивая государственных грабителей и преступников, они совершают благое дело.
— И ты, значит, считаешь, что это правильно? — тихо заметила она, чуть отодвинувшись. Владислав кивнул.
— Во всяком случае, все то, чем я занимаюсь сейчас, то, чем я занимался последние десять лет, я делал правильно. Меня жизнь сильно ломала, Лена, сильно ломала, но не сломала. Я на изломе оказался прочный. Помню, был у меня один знакомый — плохой человек, мерзкий. Он любил повторять: моя власть сильна, я тебя в бараний рог могу скрутить, а ты и не пикнешь. Так вот, представляешь, не скрутил — и я не пикнул. А кончилось дело тем, что я его как-то совершенно случайно встретил на улице и… прикончил… как последнего гада…
— Неужели у-убил? — упавшим голосом переспросила Лена.
— Да, Леночка, я его убил. Убил полковника Беспалого. Он был начальником лагеря, где я сидел. Где мне суждено было бы заживо сгнить. А я выжил. Сам не знаю как, но я выжил. Бежал. А потом встретил эту мразь на улице и… и понял, что он не имеет права на жизнь. Эту мразь надо было убить, вот я и убил. Если хочешь знать, в тот момент я ощущал свою полную правоту. По всем человеческим, именно человеческим, понятиям он был преступник. У него на руках кровь десятков невинных. И я его покарал. И знаешь, Лена, при этом я ни минуты не колебался.
Лена смотрела на Варяга широко раскрытыми глазами, и трудно было понять, что скрывается в ее взгляде — то ли испуг, то ли восторг.
— И многих ли ты убивал в своей жизни, Владик?
— Нет, — честно сказал он. — Немногих. Потому что проливать кровь так вот запросто, как убили Леонида Васильевича Шелехова, — нельзя. По понятиям не положено. Вот почему я хочу найти убийцу Шелехова. Найти и покарать.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу