Евгений Сухов - Сходняк

Самоубийственные новшества внедрялись под сомнительным лозунгом «торжества закона». И внедряли их новые бюрократы, которые привыкли работать и мыслить по военно-полевому уставу. Как там сказал тот русский генерал? Проорали Россию! В который уже раз…

Но ведь так долго продолжаться не может, утешали себя отодвинутые и отогнанные от больших и малых кормушек. Ну полгода, ну год — и крепкие плечи, сроднившиеся с полковничьими кителями, привыкнут к мягким костюмам от Армани и Жоржа Реша, а золотые зажигалки «Данхилл» и пузатые бутылки «Реми Мартена», элегантные часы от «Бома и Мерсье» и представительские «мерседесы» произведут нужное психотерапевтическое воздействие на ум, честь и совесть новоявленных правителей. И все вернется на круги своя, как тому и положено быть на Святой Руси. Надо только набраться терпения и ждать…

Но Алик Сапрыкин не мог принять эту аргументацию. Потому что у него не было времени ждать. На него давили со всех сторон. И он не знал, кого ему следует бояться больше — московских ли воров, грозивших ему суровой разборкой, или ненадежных политических партнеров-заговорщиков, тоже суливших ему «жесткую зачистку».

У него, впрочем, оставался воровской общак — пять миллиардов долларов, в которых растворились те жалкие шесть или семь миллионов наликом, взятых спецбригадой Николая Ивановича в тайнике на Никитиной Горе. Пять миллиардов долларов, которые Владислав Игнатов, не будь дурак, держал на оффшорных счетах «Госснабвооружения». Но ведь любому козлу понятно, что на торговле российским оружием таких сумасшедших денег не заработаешь.

Сапрыкин раскусил тайну андоррского тайника: он понял, что в Андорру Игнатов переправил деньги, которые и составляли фактически весь российский общак, а это, по самым скромным подсчетам, составляло четверть бюджета страны.

Не мудрено, что после исчезновения Игнатова все так зашевелились — и воры, и ментовские генералы, и спецслужбы. Кому же не захочется сорвать столь внушительный «банк»! Но слава богу, Алик Сапрыкин их всех опередил. И теперь самое благоразумное для него было просто слинять из страны, не дожидаясь, пока, как уверяли его кремлевские и гэбэшные старожилы, «все вернется на круги своя».

А вдруг ничего не вернется — тогда что? А если новый президент со своей командой министров в штатском и впрямь решит разворошить весь этот муравейник, не подозревая, что на самом деле он разворошил осиное гнездо — и тогда никто не сможет предсказать, что предпримут обезумевшие и разъяренные осы…

А он, Александр Иванович Сапрыкин, имея на руках все необходимые документы для осуществления операций по восьми счетам в неприметных европейских банках и являясь номинальным владельцем пятимиллиардного состояния, сумеет скрыться на необъятных просторах Европы или Америки…

Да, это хорошее решение. Единственно правильное на сегодняшний день решение. И Алик, взяв чистый лист бумаги, написал заявление об отпуске. Потом он позвонил знакомому директору крупного турагентства и заказал себе двухнедельный тур по Швейцарии и Австрии. «Проверну дела в Цюрихе, — решил он, — пере берусь в Вену и по-тихому сгоняю в Люксембург и в Лихтенштейн».

«Владик, позвони Герасиму Герасимовичу Львову» — эти пять слов были нацарапаны дрожащей старческой рукой на небольшом листочке бумаги, заложенном в середине старинной книги «Кремль в Москве» Фабрициуса. Владислав знал давнюю любовь Михалыча к историческим сочинениям и поэтому, попав в опустевший дом старого вора в Серебряном Бору, первым делом тщательно осмотрел книжные полки, стараясь не пропустить ни одного тома.

И он не ошибся. В потрепанном фолианте дореволюционного издания он нашел то, что и не надеялся найти. Последнюю волю Михалыча. Старый вор обращался к нему с того света. Но кто такой Герасим Герасимович Львов? Варяг никогда не слышал от него этого имени.

Правда, что-то неуловимо знакомое в этом имени было. Что? Точно кто-то когда-то давным-давно уже упоминал при нем эти имя и отчество. Владислав напряг память и стал размышлять, машинально перебирая разложенные на письменном столе записные книжки покойного. Он раскрыл одну из них, самую толстую и замусоленную, на букве Л. «Леонид», «Леонид», «Леонид»… Сколько же их тут — семь Леонидов, помеченных разными инициалами! Видимо, фамилии. Его взгляд скользнул ниже. Львов. Так! Есть! «Львов Гер. Гер.». Варяг не сомневался, что он нашел нужный номер телефона.