Евгений Сухов - Сходняк

Набрав семь цифр на своем сотовом, он с волнением прижал трубку к уху.

Варяг не случайно воспользовался «Эрикссоном», который ему дал Чижевский: ему не хотелось, чтобы какой-нибудь ретивый «слухач», подсевший на городской телефон Михалыча, вычислил его здесь, в Серебряном Бору. А в том, что телефон старого вора стоит на прослушке у ментов, опытный вор в законе не сомневался.

— Алло! На проводе! — раздался немолодой, но по-военному четкий голос.

Кажется, попал.

— Герасим Герасимович?

— Он самый. А я с кем имею честь?

Владислав на секунду запнулся. Можно ли называть себя? Кто этот военный, он не знал. А вдруг ловушка? Но он быстро сообразил, что вполне может положиться на защиту даже покойного Михалыча.

— Я старый друг Михалыча… Владислав Игнатов.

— Владислав Геннадьевич! — Его незнакомый собеседник, похоже, даже не удивился. — Так вы уже вернулись?

Варяга этот простой вопрос поставил в тупик.

— То есть в каком смысле?

— Но ведь вас… — Тут Герасим Герасимович замолчал. — Вот что, уважаемый, давайте-ка встретимся с вами. Давно уже пора нам познакомиться. Вам про меня Михалыч рассказывал?

— В общем, да, — Варяг взглянул на записку Михалыча.

— Вы знаете, где мы с ним обычно встречались?

— Нет.

— Тогда приезжайте на Речной вокзал, в парк.

— Извините, Герасим Герасимович, я не могу отлучаться из того места, где сейчас нахожусь, — Варяг оглядел комнату, соображая, можно ли пригласить гостя сюда. — Вы не могли бы сами подъехать?

Ответом ему было молчание. Видно, столь бесцеремонное контрпредложение задело Герасима Герасимовича.

— Хорошо, — наконец соизволил согласиться тот. — Куда?

— Подъезжайте на угол Тверской улицы и Тверского бульвара, туда, где «Макдональдс», вас встретят.

— Кто? — удивился Львов.

— Тот, кто с вами уже встречался.

Варяг догадался, что если Михалыч, не шибко любивший покидать свою берлогу, ездил на встречу с этим Львовым, то наверняка в сопровождении верных телохранителей. Правда, один из них, Костя Вялый, внезапно умер вскоре после смерти Михалыча — беднягу нашли в подвале этого самого дома. Но остался еще один старый охранник — Женя Медуза, который всегда сопровождал Михалыча на «выездах». И сейчас Медуза стоял за дверью в ожидании дальнейших указаний.

— Женя! — позвал Варяг.

— Да, Владислав Геннадьевич! — Медуза словно только и ждал, когда его позовут, и сразу вошел. Варяг убрал записку Михалыча в карман.

— Ты не знаешь случайно, кто такой Львов? С ним Михалыч должен был встречаться в городе. Медуза кивнул:

— Да, помню. Раза два в последнее время он ездил на Тверской бульвар. И мы с ним. Они встречались в конце бульвара, на скамейке. Что за человек Львов, я не знаю, так, видел пару раз мельком. Старик. С виду-важняк.

— Следователь прокуратуры? — удивился Варяг.

— Ну нет… — Медуза засмущался. — Это я так… Фигурально. Большая шишка. Михалыч никогда не распространялся. Но вроде как большой человек.

— Из «комитета»? — предположил Владислав. Медуза пожал плечами.

— Ладно, Женя. Поедем на Тверской сейчас. Ты меня посади на ту лавку, где Михалыч с ним сиживал, сам иди на угол, на Тверскую, а как увидишь его — ко мне приведешь.

Герасим Герасимович Львов оказался статным крепким стариком с пристальными, глубоко посаженными глазами. Он шел по бульвару уверенным шагом и попыхивал импортной темной сигаретой, выпуская клубы горьковатого дыма. Еще издали завидев его, Варяг поднялся со скамейки и направился ему навстречу.

— Михалыч мне про вас много рассказывал, — без приветствия начал Львов.

— Странно встречаться с вами на той самой скамейке, где мы с ним обычно виделись. — Взгляд Львова потемнел. — Жаль старика. Как-то он в одночасье отошел…

— Да он же болел в последние годы, — заметил Варяг, внимательно рассматривая собеседника и пытаясь понять, что это за птица. Прав был Медуза: старик явно из больших шишек. Правда, их время уже давно закончилось. Но стать осталась.

— Верно. Но Михалыч был крепкий старик. Такие могут недужить десять лет и пятнадцать, — многозначительно возразил Герасим Герасимович. — А как вы на меня вышли?

— Я записку обнаружил в книгах Михалыча.

— В «Кремле» Фабрициуса? — вдруг огорошил его Львов.

— Точно! Как вы догадались?

— Не догадался. Он сам ее при мне туда сунул. Я у него был за неделю до его гибели. А знаете, зачем он ее написал?

Варяг вопросительно поглядел на него:

— Вы сказали: «гибели»?