Наталья Троицкая - Сиверсия

Он обернулся, с тоской посмотрел назад, на свои следы, тянущиеся темной цепочкой по белому. Странно, но параллельно шел еще чей-то след. Этот второй след обрывался рядом – только руку протянуть.

Он осмотрелся. Что-то неясное, тревожное вдруг нахлынуло, стало звать назад.

«Ве-ер-ни-ись…» – чувствовалось едва уловимо.

Он поднял голову, прислушался. Звуки нанизывались на голые мокрые ветки и жалкими флажками телепались на ветру. По одному они уже не звучали.

Он тряхнул головой, избавляясь от наваждения. Он пошел вперед, все ускоряя и ускоряя шаг.

Пошел дождь. Порывы холодного северного ветра швыряли ледяные брызги ему в лицо. Дождь пожрал иней. Больше не было видно его следов. Исчезли, смытые дождем, и следы кого-то невидимого, шедшего рядом.

Он шел, стараясь не думать, не анализировать.

– Вперед! Прочь из этого гиблого леса!

Дыхание то и дело заходилось.

– Вперед! – гнал и гнал он себя. – Вперед!

Дыхание перешло на хрип. Сердце бешено колотилось. Холодный пот застилал глаза. Упругие злые ветки хлестали его по лицу. Голова гудела, все тело саднило, болело, будто он всю дорогу продирался через терновник.

Наконец остекленевшими, налитыми кровью глазами он поймал луч света, робко пробивающийся впереди, вероятно, там, где дорога выходила на открытое пространство. Там – он знал это точно! – хорошо и покойно. Там нет боли, ни телесной, ни душевной. Там небо не давит черными тучами и нет ядовитого, рвущего легкие, тумана.

Теперь он знал, куда идти.

Чем ближе он подходил к зияющему впереди просвету, тем отчетливее осознавал: лес кончится и все станет другим.

Лес кончился внезапно.

Яркий свет полоснул по привыкшим к сумраку глазам. Он зажмурился, инстинктивно вскинул руку. Но свет нельзя было заслонить, прикрываясь ладонью. Свет был всепроникающим. Он попытался рассмотреть, что впереди, но кроме беспредельного ничего, заполненного светом, льющимся откуда-то сверху, не смог ничего разглядеть.

Он понял, что здесь проходит граница бытия и небытия. В бытие он зачислил этот угрюмый, неприветливый, сырой, холодный, но все-таки настоящий, с чувствами и запахами, понятный, «свой» лес. Небытие заполнял никогда невиданный им ранее и от того пугающий и манящий свет. Он чувствовал, что нужно сделать выбор. Нужно сделать всего один шаг. Один шаг – и не будет больше боли, изнуряющей тело, рвущей душу. Он бы этот шаг уже сделал, но у него было стойкое ощущение того, что тогда он потеряет что-то важное, без чего там ему точно будет не в радость.

Ему нужно было додумать. Ему нужно было допонять. Ему нужно было дочувствовать.

Когда все это соберется воедино, он сможет принять решение. Его нельзя было упрекнуть в неумении или боязни принимать решения…

Но память-предательница бессильно кружила неподалеку.

Он отступил на шаг, посмотрел вверх, в серое низкое небо.

«Я не могу… Не сейчас… – вдруг охрипшим голосом сказал он кому-то, кто ожидал его решения. – Пожалуйста… Пожалуйста…» – с мольбой повторил он.

Он закрыл лицо руками. Он отступил еще на шаг, назад, в сырой осенний лес.

Кто-то ласковой теплой рукой коснулся его плеча. Он вздрогнул, обернулся.

– Лина…

Она накрыла его рот ладошкой, обняла.

Сердце заколотилось где-то в горле. Он, наконец, вспомнил!

Дрожащими, содранными в кровь руками он жадно прижал ее к груди, сделал глубокий вдох. Как же… Как же пленительно пахнут ее волосы! Он блаженно закрыл глаза. Она высвободилась, вскинула голову и ладонями коснулась его лица. Ни тени укора… Ее взгляд был наполнен любовью и нежностью.

– Прости меня, – прошептал он. – Я все выдержу, все преодолею, только… Только бы ты, хоть иногда, смотрела на меня так, как сейчас!

Удар. Еще удар. Еще…

Кто-то жестко, не жалея, бил его по щекам, тряс за одежду. Этот кто-то был настойчив. Чувство меры было ему незнакомо.

Удар. Потом еще. Еще…

– По шее… – процедил сквозь зубы Хабаров и открыл глаза.

На грязном, перепачканном кровью и копотью лице Данилова застыла то ли улыбка, то ли гримаса. Что именно, Хабаров так и не смог разобрать. Лицо прыгало, то уходя, то возникая вновь.

– Ну, морда москальская, слава богу, живой!

Снег под головой Хабарова был обильно пропитан кровью. Данилов оттащил его чуть в сторону, попытался осмотреть, но смерзшиеся окровавленные волосы мешали понять, где именно рана. Данилов снял с него шарф и шарфом перевязал Хабарову голову, похлопал по плечу.