Сергей Соболев - Террорист №1

— Что это вы так на меня смотрите, Романцев?

— Как?

— Как будто хотите сказать: Vade retro Satanos! [8]Изучали латынь? Нет? Напрасно. Язык римских юристов и Фомы Аквинского. Непременно изучите, он вам еще пригодится в жизни.

— Хорошо, Игорь Юрьевич, я согласен, — прерывисто вздохнув, сказал Романцев. — В том числе и на то, чтобы вызубрить латынь… Это еще не все. Я не сказал об условиях. Первое. Я хочу работать с вами и под вашим началом. Учить ремеслу меня будете также вы. И второе. Знайте, что я никому, даже вам, не позволю превратить меня в марионетку.

Так Романцев попал в КГБ. В кадры его зачислили уже в августе восемьдесят третьего. Через два с небольшим года Карпинский станет шефом внешней разведки КГБ СССР — Первого главного управления. Как и следовало ожидать, у него была другая фамилия, — для Романцева, как вербовщик, он навсегда останется Карпинским — но все остальное оказалось правдой. В конце девяностого Романцев, стремительно делающий карьеру, стал заместителем начальника Первого отдела ПГУ. К тому времени он успел неоднократно побывать в Штатах и Западной Европе, совмещая работу в Ясеневе с многочисленными поездками за рубеж под прикрытием своих легальных должностей в «Хлебоэкспорте» и «Продинторге». К началу девяностых Романцев считался одним из ведущих аналитиков КГБ. Романцев нечасто сожалел о выбранном с подачи Карпинского пути, у него попросту не было для этого времени.

Перемены действительно наступили, но это были совсем не те перемены, которых ожидал Романцев. Уже в конце восьмидесятых он начал понимать, что его обширные знания в области теневых сторон экономики и организованной преступности Запада вскоре могут найти лучшее применение здесь, на Родине. Поэтому он вплотную занялся исследованием экономических преступлений, массово совершаемых в сфере внешнеэкономической деятельности Союза, надеясь при этом на понимание и поддержку руководства, и прежде всего Карпинского.

Карпинский повел себя в этой ситуации довольно странно. Он хорошо прикрыл аналитическую группу, которую возглавлял Романцев. Он не дал в обиду своего выдвиженца ни тогда, ни позже, когда все вокруг них летело в тартарары. Но он не ударил, кажется, пальцем о палец, чтобы попытаться изменить положение к лучшему…

На многие вещи, конечно, теперь смотришь по-другому. У власти тогда стояли безответственные люди, апеллировать к разуму и совести которых было делом глубоко безнадежным. Кто пришел на смену этим, тоже хорошо известно… Но Карпинский?! Почему он и такие, как он, ровным счетом ничего не сделали для того, чтобы воспрепятствовать разрухе и этому циничному вселенскому грабежу?!

Карпинский в ту пору вел себя очень странно. Он занимался какими-то своими тайными проектами, в суть которых не был посвящен даже Романцев, а на разруху в прочих делах не обращал, кажется, никакого внимания.

Спустя год после августовского путча Романцев обозвал своего бывшего шефа предателем, сказал, что не доверяет больше ни ему, ни его опытным коллегам, и, совершив крутой жизненный вираж, перешел на работу в МВД…

Романцев вынужден был прервать воспоминания, поскольку в его «номер» наведался гость. Вернее, это была гостья: женщина лет тридцати, причем довольно миловидная. Она была одета в светло-голубой халат, волосы повязаны косынкой того же цвета. Романцев почему-то сразу подумал, что она имеет какое-то отношение к медицине.

Он так удивился, увидев на пороге своего узилища эту женщину, что даже поперхнулся табачным дымом.

— Вы психиатр? — поинтересовался он, откашлявшись. — Случаем, не вы главная в этом дурдоме?

— Я вижу, Алексей Андреевич, вы уже полностью пришли в себя, — краешком губ улыбнулась женщина. — Игорь Юрьевич попросил меня заняться вами.

— Пошел он к черту, ваш Игорь Юрьевич!

Легкая улыбка тут же исчезла с ее лица. И смотрела она теперь не в глаза Романцеву, а чуть выше, как будто хотела проникнуть взглядом вовнутрь его гладко выбритого черепа.

— Вы находитесь буквально на волосок от смерти. А с такими вещами не шутят.

— Мне грозит опасность? — хмыкнул Романцев. — Неужели? А я то уж решил, что это чья-то дурацкая шутка.

— Пройдемте в соседнее помещение, — сухо сказала женщина. — Если наберетесь терпения, то вы вскоре узнаете много нового, в том числе и о самом себе.

С момента ЧП в районе Семидесятой улицы прошло четырнадцать часов. Уитмор к этому времени устал, как ломовая лошадь, на чей хребет легла двойная нагрузка. В полицейском морге, куда он наведался в компании с прибывшим из Вашингтона начальством, он поймал себя на мысли, что все происходящее ему глубоко безразлично. Он был близок к тому, чтобы потерять над собой контроль. Он настолько вымотался, что все эмоции, которые он испытал в течение последних календарных суток, отошли на второй план. Там, в морге, в присутствии руководства, он впал в какое-то странное оцепенение. И если бы ему стали задавать вопросы, как это было в течение дня, если бы кто-то из них задал ему любой вопрос, даже самый незначительный, не требующий больших умственных усилий, то не исключено, что он так и не смог бы выдавить из себя ни одной фразы, ни даже единого слова.