Андрей Таманцев - Точка возврата

Но даже если бригада Сергея будет нейтрализована, остается Дед! И если ему внушить, что слова «убить бы этого папу» были не случайной фразой, а руководством к действию, то можно ведь такую кашу заварить! Смотрите: какой ни старый, конечно, пень, но все-таки бывший офицер НКВД, стреляет в понтифика. То есть, разумеется, даже если не стреляет, а просто наставляет свой ржавый наган, чтобы убить оплот и надежду всей современной Украины, доказать связь Деда с ФСБ и Кремлем — задачка для первоклассника. А уж если при этом отловить хоть одного из московских гостей, то это вообще уже задачка для детсадовца!

Итак, первое — нештатный агент Лариса говорит с Дедом. Второе — по линии сети пана Моцара отлавливается пусть даже один москвич. Дальше строится шикарная версия о покушении спецслужб Москвы на святого западного человека. Да за такое Моцару и расквашенные лагеря чеченских боевиков хозяин простит! А с хозяином ссориться совсем неинтересно...

Рассуждения пана Моцара прервал телефонный звонок.

— Моцар у телефона.

— Пан Моцар, — обратился к нему глухой голос. — Это с вами говорит Яньо из Карпат. Мы словили одного москаля!

— Сами, что ль, словили?

Трубка помолчала, потом ответила:

— Не, не сами. Абдул со своими хлопцами словил.

— То-то. Через четыре-пять часов у вас будет Паркинсон. Без него ничего не предпринимайте. Ждите. Сами не допрашивайте. И Абдул пусть тоже не допрашивает. Он мне живой нужен.

Моцар нажал кнопку селектора и азартно рявкнул:

— Паркинсона ко мне! Срочно!

Противник наступал плотной цепью, скрываясь в складках местности. То и дело то справа, то слева раздавалась автоматная очередь. Боцман пригибался к земле, и противник продвигался еще на несколько шагов вперед. Боцман тоже стрелял, как только появлялась малейшая возможность поднять голову. Но его стрельба не была эффективной. Вроде и прицеливался хорошо, а все же ни одного попадания не получалось. Автомат приходилось держать в крайне неудобном положении, с ремнем, перекинутым через шею. Ремень тер, тянул оружие, не давал как следует уложить приклад для стрельбы, но не было и доли секунды, чтобы сдернуть с шеи трущий ее ремень. До противника оставались считанные десятки метров, а отступать некуда, позади стена. Вот уже Боцману прекрасно видны плечи вражеских солдат, шевелящиеся лопатки подползающих людей. И все равно никак не удается попасть. В конце концов, пришлось пойти на риск — приподняться и сдернуть автомат с шеи. Как его не убили в эту секунду, Боцман понять не мог. Взять автомат поудобнее получилось, но ремень так и остался на шее. То ли зацепился за что-то, то ли черт его знает что еще, а пули все равно идут совершенно непонятно куда, Боцман не видит даже их ударов о камни. Ну конечно! Проклятый автомат заряжен холостыми! К дьяволу его! Ладно, есть у него еще два ножа, это для двух первых. А дальше будь что будет. Но и достать нож не удалось, оказалось, что автоматный ремень каким-то образом напрочь пристегнул Боцмана за шею к стене. Мало того, ремень успел перехлестнуть и руки, так что сделал невозможным вообще какое-нибудь движение. Никакое, кроме попытки, рванувшись изо всех сил, разорвать проклятые узы. Боцман сконцентрировал все силы в один рывок, рванул со страшной силой, взревел от боли и натуги, но полотно ремня вдруг стало деревянным, толстым, рубануло по затылку и запястьям, но не подалось ни на миллиметр.

Только тогда Боцман очнулся и открыл глаза. Кошмар нехотя отступил, но не весь — режущая боль в шее и в запястьях осталась. Боцман припомнил, что его чем-то опоили в станционном буфете, отсюда, наверно, и все эти кошмары, от какого-нибудь наркотика. Так-то у него, Дмитрия Хохлова, психика крепкая. Он понял: руки и шею режет колодка. Значит — плен. А вот не видно ничего — это хуже. Это может быть и слепота, если сейчас, конечно, не ночь. Очень хотелось бы, чтобы была именно ночь. Именно ночью хорошо верить в рассвет. Хотя, похоже, и рассвет Боцману ничего хорошего не предвещал...

Но действительно, не прошло и часа, как мрак стал потихоньку рассеиваться, вокруг начали проступать какие-то щели. Это был сарай, у которого ничего не стоило проломать стену и уйти. Но у Боцмана были связаны ноги, а голова и руки втиснуты в тяжелую колодку. Хотя безвыходных положений, как давно убедился Боцман, не бывает. Большого труда стоило извернуться так, чтобы узлы на ногах оказались поблизости от правой руки. Боцман попытался ослабить узлы. Но только-только тугое сплетение прочного шнура начало поддаваться, как за ним пришли.