Андрей Таманцев - Точка возврата

— Кое-какое будет. Вот только нужно дождаться, когда снимут оцепление.

— Думаешь, его вообще снимут?

— Конечно. Оцепление сядет по вагонам перед самой отправкой. От головы состава до стрелки метров пятьдесят. Трогать будут медленно. Может быть, пятнадцать секунд и набежит. Есть другой вопрос. При подходе к стрелке скорость эшелона будет небольшой. Значит, серьезного крушения не выйдет. Кроме того, машинист увидит твою диверсионную работу и даст по тормозам. Кроме того, он наверняка даст сигнал тревоги. Из вагонов вылетят бойцы, и начнется сабантуй. На каждого из нас их будет теперь по сотне.

— Три секунды.

— Что?

— Я подумал. Можно разрушить стрелку за три секунды. Если сделать это перед самым носом тепловоза, они не успеют затормозить.

— А ты не успеешь увернуться. Нет, не годится, слишком много риска.

— Успею, она не сразу разрушится...

Остальное мы обсудили уже по дороге. Нужно было занимать позицию, пока не поздно, пока поезд не ушел. Нам пришлось дать порядочный крюк. Пути были проложены по краю долины, впритык к склону. Мы подобрались к противнику сверху, когда у него, кажется, все было готово к отправке. Оцепление не было еще снято, но боевики уже погрузились. Вдоль вагонов курсировал их старший. Он заглядывал и под колеса, и по сторонам глазами шарил, и часовым чего-то покрикивал. Надо понимать, с противоположной стороны курсировал такой же командир и так же пытался предотвратить возможные неприятности.

Мы пристроились прямо над стрелкой. Боцман все вертел в руках свое устройство, прилаживал и так и эдак, перемещал что-то то на полмиллиметра выше или правее, а потом снова на полмиллиметра ниже или левее. Наконец он отложил свою адскую машинку и доверительно сообщил:

— Не может быть, чтоб не сработало точнее швейцарских часов.

— Нам и надо точнее...

По основному пути прогремел товарняк. Короткий, вагонов на полета, и все равно для надежности схваченный с двух концов локомотивами. Старший что-то крикнул, оцепление попрыгало в вагоны, но нам было видно, что кукиши автоматных стволов торчат теперь с площадок. Тепловоз полз черепашьим ходом, Боцман матерился шепотом: для его плана было бы лучше, если бы эшелон набрал хоть какую-то скорость. Но все же на подходе к стрелке тепловоз свистнул, пустил клуб вонючего черного дыма и наддал.

Боцман начал ползти заранее, а теперь и вовсе привстал и покатился к рельсам как мяч. Тридцать метров он преодолел за три секунды и вышел на стрелку в момент, когда тепловоз уже хрустел по ней колесами. И всего не три, а две секунды заняла у него закладка бомбы. Боцман поступил мудро, сообразил: термит спичкой не зажжешь, зато он хорошо загорается от бенгальского огня. Вот он и воткнул в коробку с термитом две бенгальские свечи и закрыл их трубками из плотного картона, чтоб горение не было заметно снаружи. Свечи он поджег заранее, еще когда полз. И едва оказавшись у рельсов, Боцман примерился, сунул руку в просвет между колесами и тут же откатился от насыпи.

Тепловоз беспрепятственно миновал стрелку, но, едва на нее выкатились колеса первого вагона, из-под них ударила ослепительная вспышка, словно целая бригада сварщиков одновременно ткнула электродами в одно и то же место. Боец с первой площадки заметил отползающего Боцмана и высунулся, торопясь занять позицию для стрельбы. Ну, это была моя работа. Против яркого термитного пламени стрелять было трудно, но этого шустряка я срезал. Чем и вызвал огонь на себя. Сразу с нескольких площадок автоматчики били по тому месту, откуда я давал очередь. Но меня там уже не было. Я откатился, хотя стрелять все равно не мог — термит ослепил меня, и я не знал, на какое время. Теперь минимум несколько минут мне предстояло жить на ощупь. Я не мог даже отойти выше по склону — я вообще ничего сейчас не видел. И Боцман остался без прикрытия.

Но через две секунды противнику стало не до нас. Злой термит расплавил рельсовую сталь, очередное колесо вагона вместо жесткой опоры нашло лужу расплавленного металла, вагон осел, провалился между шпалами. Передний тепловоз, продолжая тянуть состав, вывернул первый вагон из колеи, и тот упал, в него уткнулись остальные. А сзади напирал второй локомотив. Он смял, вздыбил еще несколько вагонов, некоторые свалились с путей, другие налезли на упавших, стали колом. Хвостовой тепловоз затормозил, но еще несколько секунд он полз по инерции, продолжая уничтожать свой собственный состав. Боевики выпрыгивали на насыпь, но покосившиеся вагоны теряли равновесие, рушились с путей, придавливали выскочивших.