Владимир Михановский - По острию ножа

Вокруг жужжал оживленный говор депутатов, за соседними столиками жевали бутерброды, кто-то кого-то приветствовал. К ним никто не подсаживался.

Матейченков заметил:

— Морпехи у меня — не от хорошей жизни.

— О том и речь, — вздохнул Дубов. — Ребята наши сражаются мужественно, за то честь им и хвала. Но это отнюдь не снимает вины с высшего руководства.

— Справедливости ради скажу, что сейчас дела у нас в Чечне не в пример лучше идут, чем в первую войну.

— Это мало что меняет, — махнул рукой Дубов. — Главное-то не изменилось. Снова намешали войска из разных силовых ведомств: разве это дело? «В одну телегу впрячь не можно коня и трепетную лань». Так что, честно говоря, Иван Иванович, я тебе просто сочувствую: координировать действия такого разношерстного воинства — с ума можно сойти.

— Пока не сошел.

— Твое счастье.

— Но ты, Борис Сергеевич, объясни мне другое. Были ведь сведения, что чеченские боевики не смирились и готовятся к новой бойне?

— Переходишь к вопросу о разведке?

— Да.

— Конечно, такие сведения поступали, это я знаю точно, — произнес Дубов. — Скажу тебе больше. На основании этих данных наш Генеральный штаб провел большую аналитическую работу, свел воедино массу данных, тысячи параметров и спрогнозировал, что банды террористов начнут прорыв в Дагестан, чтобы захватить эту сопредельную республику: для них это стратегически важно, начиная с выхода к морю и кончая международным значением такой акции, если бы она для них увенчалась успехом.

— Генштаб сообщил об этом Кремлю?

— Конечно. Я читал эти документы. Очень хорошие, кстати, документы.

— Чем?

— Объективностью в первую очередь, чем, как ты знаешь, наш Генштаб не всегда отличается. Ну и ввиду этой самой объективности приятного в них было мало.

— Для руководства Минобороны?

— И для руководства страны.

— Ну, не о приятности речь. Но почему наши руководители не отреагировали на предупреждение Генерального штаба? — произнес Матейченков.

— Хотел бы я знать ответ на этот вопрос! — воскликнул Дубов. — Я много думал об этом, чуть мозги не вывихнул, но точного ответа не нашел, хотя кое-какой информацией располагаю, как ты понимаешь.

— Может, это безответственность?

— А может, и политическое безволие. Но вполне допустим и другой ответ…

— Какой же?

— Элементарное перетягивание каната во властных структурах, непрерывная борьба за власть, вечная чехарда с премьер-министрами… Все это затмило нашим правителям весь белый свет: мол, гори все синим пламенем, лишь бы мне у власти остаться.

— Но это… просто непорядочно.

— Мало сказать! Ты знаешь, Иван Иванович, мне теперь много приходится общаться с простым народом, с избирателями, вникать в их нужды, выслушивать мнение по текущим событиям. И могу тебя заверить, что когда вооруженные бандформирования прорвались в Дагестан, люди были просто потрясены. Основные вопросы, которые мне задавали, были не о задержках зарплаты, не о безработице и не о растущей дороговизне, а только об одном… Мы все время трубили о боевой готовности. Так как же смогли допустить, что несколько тысяч вооруженных до зубов бандитов могли прорваться на территорию Дагестана? Почему не предотвратили вторжение? Разве наша разведка, опять же, не доносила о скоплении чеченских орд на границе с Дагестаном?

— И что ты им отвечал?

Дубов развел руками:

— Я не знал, что ответить. Право, не знал, а врать не хотелось: не приучен я врать.

Какое-то время посидели молча. Да, невеселый получался разговор, не такой представлялась эта встреча генералу Матейченкову.

— Между прочим, — нарушил тягостную паузу Дубов, — я выезжал в Дагестан.

— До военных действий?

— И до, и во время. Пришел в ужас, хотя, как ты знаешь, испугать меня трудно. Оказывается, задолго до вторжения боевики соорудили на самой границе с Чечней несколько крупных военных баз, оборудованных по последнему слову техники.

— Ни в какие ворота!

— Шила в мешке не утаишь, и наша разведка об этих сооружениях просто не могла не сообщать.

— Власти и на это не отреагировали? Но это уже просто преступление, — возмутился Матейченков.

— Я с выводами не спешу, — покачал головой Дубов. — Может, просто беспечность наша рассейская?

— Извечная надежда на авось?

— Что-то вроде того. Вспомни июнь сорок первого года. Мы тоже тогда кричали, что к войне готовы.

Гремя огнем, сверкая блеском стали,

Пойдут машины в яростный поход,