Михаил Белозёров - Контрольная диверсия

В его голосе звучал покорность и усталость. Он был удручён, он был страшно удручён — не тем, что его поймали, а тем, что встретил Цветаева, и это потрясение было сильнее всего. Печать заискивания лежала на его лице.

— Скажешь! — заверил его Цветаев. — А вы, — сказал он человеку без глаза, — держите его на прицеле.

— Хорошо, — неуверенно сказал человек без глаза. — Только я не умею.

— Ничего, научишься.

Боится, что я Лёху отпущу, насмешливо подумал Цветаев и ту же отбросил эту мысль. Она была ненужно и лишней.

— В какой организации ты состоишь? — спросил он, поднял стул и сел на него.

— Я не состою, меня заставили.

Лёха Бирсан выглядел так, словно обиделся; голоса у не было, не голос, а одно сипении.

— Заставили после того, как ты предал Тошу? — уточнил Цветаев.

Лёха Бирсан проглотил слюну, так, как будто проталкивал в себя тряпку:

— Можно попить?

— Воды нет, есть водка. Налей ему, — попросил Цветаев.

Пока человек без глаза возился у бара, Цветаев молча смотрел на Лёху Бирсана, и в голове у него была абсолютная пустота, ни одной светлой мысли, никаких ощущений, которые должны были сопутствовать такому моменту, ведь ты не часто держишь на мушке своего друга, пускай и бывшего. Он уже и не был рад, что «взял» Лёху Бирсана и что, похоже, раскрыл тайну Гектора Орлова; а всё Пророк со своей маниакальной подозрительностью.

— Пожалуйста, — человек без глаза поставил перед Лёхой Бирсаном стакан.

Лёха Бирсан поблагодарил взглядом и выпил, оставив на стакане бледные следы крови. Он даже хотел попросить ещё что-то, но осёкся под взглядом Цветаева и опустил голову.

— Меня заставили, — пробормотал он. — Они сказали, что у меня нет обратного пути.

— И ты поверил?

— Ты не знаешь! Ты ничего не знаешь! — вспылил Лёха Бирсан и сразу же скис, а потом стал монотонно заговорить, воодушевляясь всё больше и больше: — Я прошёл краматорские ямы. Ты не знаешь, что это такое!

— Не знаю, — согласился Цветаев.

— Это такая штука, вырытая экскаватором, полная воды. И ты сидишь в ней голый!

— Мог бы удавиться, — не дослушав, сказал Цветаев.

— Пробовал, не получилось.

— Что ж так? — удивился Цветаев.

— А потом мне вдруг дали власть. Понимаешь, после всего, после ужаса и отчаяния — огромную власть.

— И ты согласился?!

— А куда деваться? Выходов не так много: или минное поле, или забьют, как овцу. А когда о Кубинском рассказал, то всё сразу изменилось. Власть, она такая упоительная, от неё невозможно отказаться, одни раз попробовал, и всё, капец! Ты царь мира!!! Ты можешь всё! Ты стал свободным, для тебя нет законов! Вот так-то, Женя…

Монолог стоил ему большёго усилия, из него словно вышел весь воздух, а ещё он стыдился своих рук и прятал их.

— Дайте ещё водки… — несмело попросил он.

После ям он мертвец, понял Цветаев и удивился, что так просто и на бытовом уровне сделал открытие мирового порядка: не может человек после такого оставаться человеком, в нём ломается стержень, обратно дороги нет.

— Да, я не знаю, какой ты царь и кого ты ещё предал, — сказал Цветаев. — Но судя по всему, опыт у тебя большой.

— Никого я не предавал, — буркнул Лёха Бирсан, уставившись в пол. — Я просто рассказал, где бывает Антон. Я надеялся, что после моего ареста он изменит адреса.

— Надо было выбрать минное поле! — убеждённо сказал Цветаев.

— А я просто хотел жить!

— Ну и как?.. — Лёха Бирсан поднял на него глаза. — Как живётся? — спросил Цветаев, глядя в них.

— Плохо и ужасно живу, как в аду! Да, я чистильщик, я занимался этим, но я давно умер! Стреляй, мне всё равно! — не выдержал Лёха Бирсан.

Но Цветаев проигнорировал его злость, ибо Лёха Бирсан был в полной его власти, и цена этой власти — жизнь.

— Что это за организация? — он кивнул на труп Тайсона, ноги которого торчали из-под стула.

— «Очищення».

— Какое очищение?

— «Багнет»… — Водка развязала ему язык.

— Зачем?

— Тайсон сказал, что здесь много сепаратистов.

— Что вы решили с ними делать?

— Ну… это…

— Убить? — подсказал Цветаев, сцепив зубы.

— Да…

— Какая лично твоя задача?

— Найти главного бухгалтера…

— Боже! — воскликнул человек без глаза, — это моей невестка! Бедная Светочка! Двадцать три года! Такая страшная смерть.

Ясно было, что он подумал и о том, что над ней надругались перед смертью, иначе бы явились сюда гораздо раньше. Цветаев тоже об этом подумал.

— Её-то за что? — спросил он, прочитав по лицу человека без глаза всё то, что он не посмел произнести вслух.