Евгений Сухов - Заповедь Варяга

— Тихо там, сучонок! Все равно тебе подыхать завтра. — Вновь заскрипел галечник, невидимый охранник неторопливо потопал далее, исполняя наказ сиятельного Лукьянова.

— Послушай, красотуля, а тебе не обидно будет помирать нецелованной? — усмехнулся Тархан.

— Отвяжись!

Аркадий подошел ближе, присел на корточки и посмотрел на Зину:

— А я-то все голову ломал, какие такие бабы Ангелу нравятся?

Теперь понял. Тебя-то я, девочка, давно заприметил, еще с того самого времени, когда ты на Невском проспекте центровой была и с фирмачей «зелень» сшибала. Или я чего-то путаю?

— Отвяжись! И без тебя тошно!

Тархан уверенно положил ладонь Зинаиде на бедро и прошипел:

— А теперь растопырься, сучка, чтобы я тебе больно не сделал. И очень тебя прошу не дергаться! А то я человек нервный, ненароком и придушить могу! — Он уверенно принялся задирать ей юбку. — Боже праведный, какая у тебя кожа! Все-таки я зря грешил на Ангела, у него определенно неплохой вкус.

Насколько мне помнится, ты была дорогой девочкой. Сколько же ты стоила? Не подсказывай, дай я сам припомню. В час триста баксов! Или пятьсот? Никак не меньше!

Зина выглядела окончательно сломленной. Противиться у нее не было сил, и она безучастно принимала грубоватые ласки Аркаши. А он по-хозяйски скользил ладонями по ее телу. Умело принялся стягивать узенькие трусики.

— Приподнимись, — приказал он. Голос его прозвучал глухо и слегка напряженно.

Зина, не осознавая происходящего, выполнила его просьбу. Она немного приподнялась, и Тархан резко выдернул из-под нее узкую полоску материи.

— Вот так, моя хорошая, — отшвырнул он в сторону трусики. — Я уже начинаю завидовать Ангелу, он точно понимает толк в женщинах. Даже проституток снимает гладеньких и чистеньких. — Аркаша приспустил штаны. — Теперь иди ко мне, моя хорошая. Вот так, не противься. — Он посадил Зину к себе на колени.

Его руки уверенно легли женщине за талию. — Ах ты, моя гладенькая. А теперь обними меня за шею! За шею, я сказал, — прошипел он сквозь зубы. — Вот так, моя крошка! Ах, хорошо!…

Раздался негромкий щелчок. Вспышка фотоаппарата напоминала молнию.

Яркий белый свет вырвал из мрака сплетенные фигуры. Вторая вспышка, такая же яркая, запечатлела растерянность на лицах совокупляющихся. Послышался скрип отворяемой двери, и в проеме возникли две фигуры.

— Зажгите-ка свет. Что-то в потемках не очень-то получается рассмотреть наших голубков, — раздался мягкий и вкрадчивый голос Лукьянова.

Такое же довольное мурлыкание бывает у кота, тайком отведавшего хозяйской сметаны.

Кириллов чиркнул спичкой и, отыскав на внешней стороне стены выключатель, повернул его. Под крышей сарая тускло-желтым светом загорелась лампа. Ее света было вполне достаточно, чтобы рассмотреть в углу два голых тела. Валерий Валентинович сделал несколько шагов в их направлении. Несколько поотстав от него, встали и трое парней в тельняшках.

— Я не помешал? — поинтересовался вице-губернатор. — Какая у тебя красивая фигура, Зина, особенно в полумраке. Чего же вы замерли? Не разочаровывайте, продолжайте! Или, может быть, стесняетесь? Да бросьте вы!

Здесь же как-никак все свои. Девка-то понравилась? — подмигнул Лукьянов Тархану.

Аркаша неопределенно пожал плечами. Совершенно не стесняясь присутствующих, он подтянул брюки, заправил рубашку:

— Попадались и получше. — Зина закрыла лицо руками:

— Боже мой! Боже мой!

— Знаете, мои дорогие, я решил сделать вам подарок. Уж очень вы классно трахаетесь, есть на что посмотреть. А потому я решил отпустить вас восвояси. Но на память о нашей встрече я оставлю себе фотографию. — Он взял из рук Кириллова снимок, сделанный «Полароидом», и восхитился:

— Посмотрите, господа, какая у девушки грация, как она выгнула спину. Сколько во взгляде решимости, такое впечатление, что она оседлала настоящего мустанга. А жеребец-то неплох, — уважительно посмотрел Валерий Валентинович на Аркадия. — Подполковник, ты просто молодец, такая фотография может украсить любую художественную экспозицию. Я, конечно не буду отправлять ее на выставку, пускай повисит у меня на стене вместе с другими. Когда мне взгрустнется и я вспомню о нашей увядшей любви, подойду к этому снимку и полюбуюсь на тебя, крошка. А теперь проводите их. Дай им лодку, подполковник, если захотят, найдут дорогу.

— Поднимайтесь, голуби, — произнес Кириллов, — до берега путь не близкий.

Тарханов грубовато потянул одевавшуюся Зину за руку, зло шепнув ей на ходу: