Александр Афанасьев - Диверсия высочайшего уровня

До цели было триста девяносто метров. Она представляла собой полторашку с талой водой, которую мы прислонили к стволу гнилого поваленного дерева. Между мной и этой проклятой полторашкой лежал грязный снег с черными проплешинами и тянулась дорога. Развезенная гусеницами тракторов, она могла остановить и танковую атаку.

Я время от времени стрелял в тире. Просто потому, что специфика моей профессии иногда предполагает решение проблем силовыми методами. Но снайпером меня назвать было нельзя. Тем не менее я принял решение убрать Московенко и сделать это самому. Доверять полностью можно только себе. Я знаю Лазаря. Если придется отсюда сваливать в скоростном режиме, то лучше всего это делать мне. За мной тут уже есть три трупа, и еще один ничего не изменит.

Почему я решил убрать Московенко? Потому что есть такая возможность. Он опасен, знает Лазаря, понимает, кто он такой, имеет выходы на наемников и ликвидаторов высокого класса. Если Московенко покинет этот мир, то позиции противной стороны будут ослаблены, а вот Марине как раз станет проще работать.

Да и нам тоже. Потому что украинцы никогда не простят Лазарю гибели начальника отдела Р, даже если тот не нажимал на курок. А кстати, точно не нажимал? Тут недобрая слава Лазаря сыграет против него самого.

Винтовку он мне достал, с этим тут проблем не было. Обычная СВД с оптическим прицелом ПСО и глушителем. Раздобыть оружие в Киеве было проще простого. Автомат с четырьмя рожками и подсумком шел за штуку долларов, а в Харькове такое добро и вовсе можно было взять за пятьсот. Винтовка – тоже тысяча, с глушителем – полторы.

Продавали дезертиры, солдаты, возвращающиеся из зоны АТО. Оружием почти открыто торговали некоторые волонтеры. Все просто – кому война, а кому мать родна.

Глушитель был местного производства, тут они разрешены. На прикладе винтовки кто-то вырезал ножом: «БТН Донбасс». Голову бы оторвал этому рукодельнику.

Я выстрелил.

– Левее, – сказал Лазарь, наблюдающий через бинокль.

Хорошо, пусть будет левее. Я выстрелил еще раз, винтовка толкнула в плечо.

– Центр.

Уже лучше. Я выстрелил еще три раза, и Лазарь постоянно говорил, что пуля попала в центр.

Уже дело.

Мы свернулись, упаковали винтовку. К сожалению, СВД не разбиралась надвое, как американские модели. Потом мы прошли, точнее сказать, кое-как пробрались обратно к машине, достали термос и начали отогреваться чаем и черным хлебом с салом.

– Теперь смотри. – Лазарь зашел в гугл-карты. – Вот его точка. Село Новоселки, Кагарлыцкий район, шестьдесят километров от Киева. Здесь.

– Скрин сделай.

Лазарь сделал скрин карты, сохранил его.

– Вот эта хатынка. Небольшая, но сам видишь, удобная.

– Когда он там бывает?

– Каждые выходные. На лыжах ходит, снегоход у него есть, квадроцикл тоже. На снегоходе часто катается, там такая машина одна на все село.

– Семья есть?

– Есть. А что?

Семья – это плохо, даже очень. Нельзя убивать отца на глазах детей, мужа при жене. Они-то в чем виноваты? Вот только жители Донбасса тоже ни в чем не были виноваты.

– Подойти можно вот отсюда. Нужна будет машина.

– Он тут каждые выходные бывает?

– Как штык, если обострения нет.

– А откуда ты все это знаешь?

Сам, наверное, хотел убрать. Да не решился. А теперь, моими руками… базара нет, так проще.

Стареешь, Лазарь.

– Ладно. Там разберемся. Поехали.

Лазарь пересел вперед, за руль.

Я кинул на заднее сиденье мешок с винтовкой и спросил:

– Не повяжут?

– Не боись. Такса сто гривен.

Ясно.

Обратно в Киев мы ехали молча. Лазарь старался соблюдать правила дорожного движения. Я же, верный своей привычке, всю дорогу смотрел по сторонам.

Даже под Киевом повсюду признаки упадка. Закрытые, а кое-где и сгоревшие кафе и бензозаправки. Разграбленная, спихнутая на обочину фура. Необычно мало грузовиков. У нас в Подмосковье не протолкнешься. На многих машинах как знак благонадежности матюки про Путина или украинский флаг. Часто то и другое вместе.

Интересно, кто придумал совмещать патриотизм и матерные ругательства?..

– Что с машиной? – Я кивнул на ту самую фуру.

– Ограбили.

– Это я вижу. Кто?

– Нацгвардейцы, наверное. Рэкет.

Девяностые в полном разгаре!..

Грязная, неубранная дорога, кое-где остатки серого снега, напитанного водой и грязью. На трассе торчат многочисленные старухи. Они предлагают проезжим консервирование из погреба, вязаные вещи, а то и последнее из дома, в острой, колющей горло надежде выжить, дотянуть до весны и тепла, потом и до лета, до нехитрых овощей с собственного огорода. Дедок с велосипедом, на багажнике вязанка хвороста, какие-то доски от ящиков.