Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, Банда выставил на стол бутылку водки, вскрыл штык-ножом банку говяжьей тушенки, подвинул ее поближе к женщине, положив рядом ложку, и повернул жестянку этикеткой с изображением головы коровы к неожиданной гостье.
- Ешь! Это не свинина, вам, мусульманам, можно, - Бондарович сказал фразу ласково, чтобы она поняла его хотя бы по интонациям голоса.
Затем налил водку в стакан и тоже пододвинул к афганке, но та в ужасе протестующе замахала руками.
- А, елки, забыл! Этого-то продукта тебе твой Аллах не позволяет, - с досады старлей одним махом вылил водку на пол, к общему неудовольствию взводных, дружно потянувших носами запах вылитой жидкости.
- Сашка, на хрена?!
Но Банда только отмахнулся от них.
Женщина несмело взяла ложку, и Бондарович ободряюще ей улыбнулся.
- Ты ешь-ешь, не бойся! Потом ложись, отдохни, - он кивнул на свою койку, знаками, закрыв глаза и ненатурально захрапев, показывая, чего от нее хочет. Затем повернулся к взводным:
- Пошли, пройдемся.
Офицеры поднялись и потянулись к выходу.
- Петр, - остановил Сашка командира второго взвода, лейтенанта Акулика, - ты посиди здесь, с ней, ладно? Поговори с ней спокойно, чтобы не нервничала, не боялась. Постарайся не выпускать ее пока. Пусть успокоится. Я кое-что придумал - так вдруг получится…
- Конечно, посижу. А вы куда?
- Да пойдем с архаровцами востряковскими разбираться. Надо же что-то делать.
Они с Востряковым направились к блиндажу.
У дверей каптерки с автоматом на плече, охраняя Савельева, маячил кто-то из новобранцев. Сашка про себя посетовал, что никак не может запомнить их имена, а ведь ребята уже по неделе в его роте. Ну ничего, в первом же нормальном бою все запомнится само собой.
Они вошли в блиндаж, всматриваясь в его холодную темноту - сразу с солнца разглядеть здесь что-либо в подробностях было невозможно. Наконец увидели - в самом углу, на почетном дембельском месте, лежал, скорбно прикрыв глаза, связанный Грушевский.
- Во, погляди на своего героя, - кивнул Банда на Грушу, обращаясь к Вострякову. - Додумался твой горный орел - на командира с кулаками бросился. Бабу я ему, видите ли, поиметь помешал…
- Товарищ старший лейтенант! Разрешите обратиться! - мигом открыл Груша глаза и попытался, несмотря на связанные ноги, по-уставному вскочить при появлении командира. Но острая боль, в плече снова отбросила его голову на подушку, и Груша, не удержавшись, даже застонал.
- Помолчите, товарищ сержант! - с подчеркнутой строгостью прервал его Бондарович. - Не о чем мне с тобой теперь разговаривать… Анушидзе, развяжи-ка его!
Когда Грушу развязали и освободили туго прибинтованную к телу руку, Банда сел рядом с ним на лежанке, чтобы разобраться с травмой. Плечо уже опухло, и куртку с Груши совместными усилиями стянули с большим трудом.
Старлей принялся умело, с пониманием, ощупывать плечо и предплечье сержанта.
- Где болит? Здесь?
- Ага, - чуть не взвыл от боли Груша, ежась под жесткими пальцами Банды.
Тот сосредоточенно тискал руку сержанта.
- А хрен я тебе не полностью отбил? Шевелится еще? - специально отвлек Банда внимание Грушевского, и когда тот невольно ошарашенно опустил глаза к своим штанам, сильно и четко, как учили когда-то в Рязановке, дернул за руку, вправляя на место вывихнутый сустав.
- Ай, бля, твою мать! - заверещал травмированный, пронзенный острой болью.
- Не ной! Рукой пошевели… Ну вот видишь, целый. До дембеля заживет… Или до суда.
- Товарищ старший лейтенант… - снова заканючил сержант, просительно заглядывая Банде в глаза.
- Заткнись пока. Я тебе слова не давал… Анушидзе, собери здесь всю роту. Всех, свободных от караула. И этого, Савельева, тоже сюда.
Когда через несколько минут все собрались и устроились кто где, Банда сел посередине блиндажа на перевернутый ящик и, чеканя каждое слово, будто гвозди вбивая, в тяжело повисшей тишине произнес:
- То, что сегодня произошло, - позор. Вас, - он смерил взглядом Грушевского и Савельева, - я всегда уважал как хороших солдат. Мы вместе не раз были на волосок от смерти, но в вас я был уверен всегда… Сейчас я вас не уважаю. Вы - не мужики! Слава Богу, что через несколько дней вы дембельнетесь, и я никогда не пойду с вами ни в рейд, ни в разведку…
Он помолчал несколько минут, собираясь с мыслями, и никто не посмел в это время издать ни единого звука.
- Но все вы, - обвел взглядом Сашка собравшихся бойцов, - сволочи. Никто не помешал, ни у кого совести не оказалось… Я вам про интернациональный долг трындеть не буду, это вам и замполит расскажет, когда в гарнизон вернемся. Я вам только одно скажу - если эта несчастная кому-нибудь из своих обмолвится о том, что вы с ней сотворили, "духи" вам будут каждый день "лекции читать" по интернациональному долгу…
Читать дальше