Андрей Воронин - НАПЕРЕГОНКИ СО СМЕРТЬЮ

Но так же, как "духам", не спускал он ничего и своим ребятам.

Он не прощал не только нарушения боевого устава и своих команд. Он не прощал малейшего отступления от того морального идеала, которому должен был, по его представлению, отвечать "воин-интернационалист".

Однажды на блокпосту неподалеку от Кандагара, в горах, где по склонам густо рассеялись кишлаки и крестьяне чуть ли не толпами ходили по дороге мимо обложенного мешками с песком укрепления советских солдат, произошел случай, который мог обернуться весьма большими неприятностями и для самого Банды…

Стоял жаркий июньский день, и блокпост тихо дремал, утомленный коротким ночным боем с невесть откуда взявшимся маленьким отрядом "духов".

Банда и сам расслабился. Они до одури играли со взводными в карты, где ставкой неизменно служили бумажки в десять внешпосылторговских чеков, которые с удивительным постоянством кочевали из одного кармана в другой, не желая, видимо, нигде надолго задерживаться.

Сашка почувствовал, что от чередования бесконечных "прикупов", "хвалей" и "пасов" голова его начинает раскалываться и протяжно гудеть, угрожая полным отказом в работоспособности, а потому старший лейтенант бросил наконец карты и вышел из офицерского укрытия во внутренний дворик блокпоста, чтобы хоть чуточку проветриться.

Он закурил, подошел к укрепленной внешней стене их заставы и, привалившись спиной к мешкам с песком, замер, запрокинув голову, разглядывая сначала небо, а потом склоны гор и кишлак, что раскинулся километрах в трех от их укрепленной точки на берегу быстрого ручья.

"Хорошо-то как!" - Банда чуть не произнес это в полный голос.

За эти проклятые месяцы он совершенно разучился смотреть на окружающую природу как на красивый экзотический пейзаж, рассматривая эти горы, ложбины, перевалы и ущелья исключительно как плацдарм для боевых действий.

Вот и сейчас он поначалу поймал себя на мысли, что занимается элементарной рекогносцировкой, оценивая позицию их блокпоста с точки зрения военной науки: на предмет доминирования над местностью, просматриваемости подступов, открытости секторов обстрела и привязки линий огня, неуничтожимости во время предполагаемого боя основных ориентиров на местности… Но ведь он хотел другого! А потому безжалостно выбросил. всю эту дребедень из головы, насильно заставил себя посмотреть вокруг иными глазами - и вдруг… увидел.

Старлей увидел синее-синее небо над головой, прозрачность и бесконечность которого поражали воображение. Отсюда, с высоты, которую занимал блокпост, линия горизонта казалась неимоверно далекой, и только с юга ее приближали еще более высоко вздымавшиеся горы.

Может быть, впервые не выискивая за камнями или в кустах огневой точки "духов", Сашка обвел взглядом зеленые склоны, пыльную извилистую дорогу, пробегавшую мимо их заставы и исчезавшую в кишлаке, желто-красно-серые глиняные хибарки афганцев, похожие отсюда на спичечные коробки, в беспорядке разбросанные по земле и уж с совершенно немыслимой для европейского глаза хаотичностью прилепившиеся друг к другу.

Спокойствие, безмятежность пейзажа, тишина, неподвижно повисшая в жарком южном воздухе, были так красноречивы, так величественны, что совершенно невозможно было поверить в то, что в этой чужой стране, на этой прекрасной земле идет война, рвутся ракеты и снаряды, мины и гранаты, кромсая живое тело земли. И каждую секунду ты и твои товарищи ходят по этой земле, что называется, под Господом, рискуя в любой момент отправиться туда, на это безмолвное и бездонное небо…

Банда встрепенулся, отгоняя подальше остатки лирики, затоптал сигарету и хотел было снова потащиться к брошенным картам, как вдруг услышал странный шум, доносившийся из блиндажа первого взвода. Впечатление было такое, что там идет то ли драка, то ли цирковое представление: крики, ржание, гогот, улюлюканье, периодически слышался грохот падающих ящиков, какая-то совершенно непонятная возня.

- Опять надолбаяись, скоты! - в сердцах сплюнул Сашка, направляясь к блиндажу. - Небось теперь снова "молодых" жизни учат…

Ни для кого из боевых офицеров не было секретом, что больше половины личного состава долбится, ширяется и всяческими иными способами ловит кайф, то есть, выражаясь человеческим языком, употребляет анашу, героин и самые разнообразные транквилизаторы. Случалось, и в бой ребята шли с расширенными от "травки" зрачками, не боясь ни черта, ни дьявола и круша все, что ни попадя на своем пути. А зачастую совершенно глупо и бессмысленно погибали, подставляя под пули свои молодые и безрассудные стриженые головы.