Дмитрий Филимонов - Стихи

Ну вот и летняя гроза,
И можно отдохнуть,
И на мечте, закрыв глаза,
Рвануть куда-нибудь,
На море или на Кавказ,
Не важно, хоть куда!
Ведь главное: и в этот раз
Ты выжил в холода.
И не дотронулись виска
Ни пуля, ни кастет.
И только голая тоска
Оставила свой след.

Опять в окне грохочет гром
И сердце молния слепит,
И век, в котором мы живем,
Как пыль со стекол, будет смыт.
И нет пророка на земле,
Кому известно наперед,
Что ожидает нас во мгле,
А ливень… ливень льет и льет.

Я вас… А вы… Увы… на две затяжки
Хватило вас и ваш огонь погас…
Как хороши, как свежи были ляжки!
И как широк был импортный матрас…
Летели дни… О, вечное движенье
Проклятых стрелок… Как-то поутру
Я встретил вас, вы были в положенье
Задумчивом, как профиль кенгуру.
Вы шли мешком и муж был рядом с вами.
Мы поровнялись около ручья.
«Спасибо вам», — шепнули вы бровями,
«Спасибо вам», — подумал мужу я.

На столе – сухой огрызок хлеба,
Карандаш, невымытая вилка…
За окном – полупустое небо,
Словно недопитая бутылка.
Всюду пыль. Разбросана одежда.
Груда книг, исписанных тетрадок…
Умерла последняя надежда
И в душе такой же беспорядок

На ватмане снега,
Как будто лекало,
Свободная кошка
Спокойно лежала.
Сбежав из квартиры,
В подвалах рожая,
Была она счастлива
Тем, что –
чужая.
Чужая –
Мальчишке бегущему с клюшкой.
Чужая –
Девчонке с пищащей куклюшкой.
Чужая –
Раскормленной бабе
С авоськой.
И прущему шкаф мужику
С папироской.
Чужая – автобусам, таксомоторам.
Пижонам с пробором,
Девицам, которым
Пижоны цветы преподносят
Пажами.
Чужая –
Профессору в жирной пижаме.
Чужая –
Песок насыпающим в ящик,
В неволе ласкающим,
Вволю кормящим.
Чужая –
Застенкам домашнего рая
И стерилизации –
Тоже чужая!
На ватмане снега,
Как будто лекало,
Лежала,
Котят подзывала,
Лизала
Свободная кошка,
Соображая:
Жизнь – не чужая!
Земля – не чужая!

Что за чудная картина:
Осень, полночь, полумрак,
Образованный мужчина
Орошает парадняк.
Иссякая помаленьку,
Бьют янтарные ключи,
Со ступеньки на ступеньку
Ручеек журчит в ночи.
Подоконник. Пиктограмма.
Рыба. Плавленый сырок.
Образованная дама
Под собой не чует ног.
Дама в гневе – мало водки.
Села задницей на снедь
И пытается колготки
Через голову одеть.
Гнев прошел. Трясутся груди –
Вот умора: зад в сырке…
Образованные люди
Сладко спят в парадняке.

«Позвони мне, позвони…»
Но она не позвонила.
И пролил я на пол дни,
Как вино или чернила.
И запомнить я не мог
Ни восхода, ни заката.
И звонил мне только Бог
По ночам из автомата.
И рассказывал ему
О любви я безответной.
И смеялся он в дыму,
Очевидно, сигаретном.
И шептал мне, но слова
Забывал я почему-то.
Шелестели, как трава,
За минутою минута.
И чернела ночь в окне,
Как сгорающая спичка.
И хотелось выйти мне,
Но судьба не электричка.

В эпицентре страны я люблю, как ни странно, смешенье
Языков и плащей, генотипов и архитектур,
Где, устав от себя, я вступаю по горло в броженье,
В непорочную связь, в общепит одиноких фигур.
И бабулька с мешком, и посольский откормленный ниггер
Никогда не поймут, что здесь выше всего и ценней,
Как шикарный модерн, безусловный сегодняшний лидер
Никогда не затмит самоцветы Российских церквей.
И скользит поутру лабиринтом сквозных переулков
На простор площадей ослепительный солнечный час.
И соборы Кремля, не внимая речам недоумков,
Извиняются ввысь от чужих и невидящих глаз.
Только вот у Кремля по ночам – очертанья погоста,
Редкий крик воронья режет черную ткань тишины
И над склепом стены спят на башнях кровавые звезды,
Снятся сны им, а мне страшно думать – о чем эти сны.

За городом сыро. По насыпи тают сугробы.
Корявые ветви грозятся проснуться листвой.
Усохшая бабка с пучком молодого укропа
Сидит на платформе, качая во сне головой.
Промозгло и тихо. Лишь изредка с визгом и гулом
Проносится скорый, взметая сороку в кустах…
И крестится бабка… И кажется небо сутулым,
Сутулым и серым, как жизнь, в этих странных местах.