Игорь Губерман: Лавровый венок я отправил на суп…

Я тихо правил ремесло,
то холод был, то пламя знойное,
и время мимо пронесло
свое дыхание убойное.

Забавно, что опора и основа
добра и зла, творимых повсеместно, —
по-прежнему какое-нибудь слово,
которое заваривает тесто

Какой-то очень важный бес,
минуя споры и витийство,
включил в технический прогресс
инструментарий для убийства.

Я ничуть не склонен к безразличию
и смотрю с мучительной тоской:
все пути к российскому величию
кровью заливаются людской.

Все в жизни происходит очень быстро,
а движемся мы с кем-то во главе,
поэтому опасна Божья искра
в опилками набитой голове.

Наплевав на голос осторожности,
цели и резоны сочиняют
и при первой выпавшей возможности
бойню человеки учиняют.

Жизнелюбие стиха непостижимо,
как загадка о начале всех начал,
между плитами гранитного режима
он упрямо пробивался и звучал.

Так портится творения венец,
настолько он озлоблен и жесток,
что сам себе готовит он конец,
и новый будет высажен росток.

Где смирно и пугливо население,
и климат отношений нездоров,
естественно и просто появление
властительных бандитов и воров.

О ходе испарившихся столетий
судить если суммарно и итогово,
то нету нынче зверя на планете
страшнее и опаснее двуногого.

Вот – вот нагрянет гибельный цунами,
мы будем в этом сами виноваты,
но даже возле смерти между нами
продолжатся горячие дебаты.

Лишь потому – и в том уверен —
я в долгой жизни не скучал,
что зло с добром я в равной мере
и повидал, и повстречал.

Но как бы ни была безумна власть,
и как ни тяжело ее наследство,
а прошлое никак нельзя проклясть,
поскольку с ним совпало наше детство.

Нет, не ответил бы я матом,
когда б меня о том спросили,
но гнусно пахнет паханатом
устройство нынешней России.

У нас душа совсем особой масти,
у нас и жизнечувствие свое —
мы выросли в года советской власти
на месте преступления ее.