Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Три дня разбиралось дело по иску Мосякина. Судьи допросили истца, допросили и ответчика, допросили целую колонну свидетелей. И отказали Николаю Егоровичу в его несправедливых притязаниях к автору фельетона и к газете «Звезда».

— Вы, уважаемые судьи, не последняя инстанция! — предупредил «истец». — Я пойду выше!

И пошел. Добрался до Верховного суда Российской Федерации. Вытащил и автора фельетона. Судебная коллегия по гражданским делам рассматривала кассационную жалобу Мосякина. Результат снова не в пользу Николая Егоровича. Коллегия оставила решение областного суда в силе, а иск Мосякина отклонила.

Мы не знаем, пойдет ли истец еще дальше по судебной инстанции. Известно пока одно: он отлично осведомлен в законах уголовного и гражданского кодексов. Но есть у нас еще один замечательный кодекс — моральный кодекс строителя коммунизма. А вот его-то коммунист Мосякин и предал забвению.

Недаром же говорится, кого увлек демон честолюбия, того разум уже не в силах сдержать.

Минувшим летом я проводил свой отпуск на Клязьме. Какое это расчудесное место для отдыха!

Перво-наперво — рыбалка.

Сидишь с удочкой на зеленом берегу у омута, уставишься на поплавок, а вокруг тебя — симфония. Пичужки на разные голоса поют-заливаются, кузнечики стрекочут-пощелкивают, жаворонки в поднебесье звенят. Слушаешь — не наслушаешься.

А потом наступает грибная пора.

Бог ты мой! И чего только нет в клязьминских лесах! Боровики, словно выточенные из самшита. Красавцы-подосиновики на стройных ножках. Коричневые, будто загорелые на солнышке, молодые подберезовики. А чернушкам-волнушкам и прочим другим грибам числа нет. Бери — не хочу!

Вот какие волшебные угодья на реке Клязьме!

Но не в этом дело. Это я так, к слову обмолвился, чтоб рыбаков да грибников подзадорить.

А хочу я рассказать вам об одном человеке, с которым случайно повстречался на Клязьме. Зовут его Виктором, величают по батюшке Николаевичем, а по фамилии Гребешковым-Куделиным. Лет ему этак под сорок пять, но выглядит он добрым мо́лодцем. Рослый, широкоплечий, на щеках румянец в ладонь — вылитый Микула Селянинович, древнерусский богатырь.

Когда-то вместе с Гребешковым-Куделиным мы кончали биологический факультет. Затем наши пути разошлись. Я пошел на преподавательскую работу в десятилетку, стал учить колхозную детвору, а он пристроился рыбоводом на опытной станции. И, как видно, пришелся ко двору. Вскорости его повысили в чине. Он руководил сектором верхоплавок, защитил диссертацию, выпустил дюжину каких-то монографий, а в этом году взял творческий отпуск, чтобы сочинить справочник для сельских рыбоводов.

Встретились мы с ним совершенно неожиданно. Выхожу я как-то из лесу с корзиной грибов, а навстречу мне человек. Гляжу, фигура будто знакомая. Неужели Гребешков-Куделин, думаю? А он, оказывается, первым признал меня:

— Ты ли это, Михал Михалыч?! Каким ветром занесло тебя в наши благословенные края? — и так сжал меня в своих объятиях, что у меня кости затрещали.

— Я-то, — говорю, — тут с другом математиком угол у лесника снимаю, отпуск провожу, а вот как ты, Виктор Николаевич, очутился здесь?

А он вроде даже обиделся.

— Вот те на! Да ты, я вижу, не в курсе дела?! Ну, раз так, пошли ко мне в гости. Вон за тем изгибом реки моя дача. Посидим, чаю попьем и поболтаем. Сколько лет мы не виделись? Годков, пожалуй, десять — двенадцать наберется?

Приходим. Дачка небольшая, но уютная, с резной верандой. В садике малина поспевает, яблоки соком наливаются, пчелы жужжат над ульями. А пес сторожевой с меня глаз не сводит, готов зубами вцепиться.

— Пшел прочь, Полкан! — крикнул хозяин, и пес, виновато вильнув хвостом, скрылся в глубине сада.

Виктор Николаевич приготовил чай, поставил на стол варенье и говорит:

— Извини, что приходится самому потчевать тебя. Жена уехала к сестре во Владимир погостить денька на три, а дочь с мужем на юге отдыхают. Я в некотором роде холостяком остался. Одиночкой, так сказать. Правда, вчера мы с директором опытной станции Поплавковым кутнули маленько у меня. Он на Азовское море в командировку собирается. «Поживу, — говорит, — месяца полтора в Ейске, а потом в Сочи наведаюсь, погляжу, как там морскую ставриду в пресноводном бассейне акклиматизируют».

— Должно быть, интересная работа у вас на рыбоводной станции? — заметал я.

Мой друг как-то насторожился и очень пристально посмотрел на меня. Потом неторопливо помешал ложечкой в стакане и, понизив голос, ответил: