Макс Фрай - Гнезда Химер. Хроники Овётганны

– Не надо ко мне никого присылать, – попросил я. – Мне нужно побыть одному. Ты можешь уйти? Мы еще успеем наговориться, будь уверен.

– Хорошо, как скажешь, – Таонкрахт грузно поднялся с моего ложа и направился к выходу. Уже стоя на пороге, он упрямо сказал: – Но спокойноношного я все-таки пришлю. Если он тебе не понравится – убей его, я не стану возражать. Самому надоел.

С этими словами он удалился, а я вытянулся на кровати и тихонько застонал от тупой боли в груди. Я был совершенно уверен, что это ноет моя собственная душа, хотя до сегодняшнего дня она казалась мне самой здоровой частью организма. Пострадав так с четверть часа, я наконец сделал то, с чего следовало начинать, а я все откладывал – отчасти потому, что у меня не было никаких сил, а отчасти потому, что я отчаянно боялся результата.

Дело в том, что в последние годы моя (только что, надо думать, завершившаяся) жизнь, к которой я так хотел вернуться, была не просто прекрасной. Она была по-настоящему удивительной, с большой-пребольшой буквы «У». Не хочу вдаваться в подробности, которые больше не имеют значения – если уж какая-то могущественная сволочь, приставленная записывать мои деяния в Книге Судеб, безжалостно залила эти главы густой черной тушью. Скажу только, что моя прежняя жизнь была переполнена невероятными чудесами, и я сам умел совершать некоторые из этих чудес. Уж не знаю, как мне это удавалось, но я обучался новым фокусам с легкостью, как цирковая обезьяна. Нужно было проверить, остались ли при мне хоть некоторые полезные навыки.

И я проверил.

Случилось то, чего я боялся больше всего на свете. Боялся, поскольку в глубине души с самого начала знал, что именно так все и будет. Я обнаружил, что больше ничего не умею. Вообще ничегошеньки! Отныне я был совершенно безопасен для окружающих. И совершенно бесполезен. Легкомысленное могущество, доставшееся мне с удивительной легкостью, оставило меня, словно и не было ничего. «Великий и ужасный» сэр Макс закончился – я здорово подозревал, что навсегда.

«Бедный, бедный господин Таонкрахт, – с невольной усмешкой подумал я, – тоже мне вызвал демона! По всему выходит, что ты – не самый везучий парень в округе! А уж я – и подавно».

Мне было по-настоящему паршиво, но я все-таки задремал, почти сразу же, словно спешил сменить причудливую реальность этого Мира, озаренного светом трех солнц, на хорошо знакомое, безопасное пространство сновидений.

Впрочем, меня тут же разбудил чей-то писклявый голосок. Отчаянно фальшивя, он пел какую-то дремучую колыбельную, способную усыпить разве что роту солдат после недельного марш-броска – просто потому, что эти ребята могут спать даже стоя на голове в оркестровой яме оперного театра во время репетиции.

– Заткнись! – сонно потребовал я.

В ответ раздалось тихое бульканье и отчаянный кашель: с перепугу певец подавился собственной слюной. Я разлепил глаза и увидел перед собой существо неопределенного пола в ярко-красном балахоне, украшенном пестрыми лентами, блестками и прочей прекрасной фигней, словно его костюм сооружала пятилетняя девчонка для своей любимой куклы. Я вспомнил обещание Таонкрахта прислать ко мне какого-то таинственного «спокойноношного» и понял, что это он и есть.

– Убирайся отсюда, – буркнул я. – Убивать тебя, так и быть, не стану, но чтобы через секунду здесь было тихо.

Существо попятилось назад, простодушно хихикая. Я сонно отметил, что все обитатели этого места, кроме разве что самого Таонкрахта, почему-то все время ржут не по делу, и снова провалился в милосердную темноту сна без сновидений.

Когда я проснулся, было уже темно. До меня снова доносились какие-то странные звуки, но они, по счастию, не походили на давешнее фальшивое мяуканье. Скорее уж на вечернюю мантру какого-нибудь буддийского монаха: тихий, почти монотонный гул, не лишенный, впрочем, некоторой приятности. Это умиротворяло, я почувствовал себя если не счастливым, то по крайней мере совершенно спокойным. В данных обстоятельствах это было щедрым подарком судьбы. Поэтому я снова закрыл приоткрывшиеся было глаза, чтобы не дать удивительному настроению покинуть меня через эти распахнутые форточки.

Через несколько минут я окончательно понял, что спать мне больше не хочется, и решил взглянуть на источник звука, оказавшего на меня столь благотворное воздействие.

Красноватого света пламени в камине было достаточно, чтобы разглядеть человека, стоявшего в изголовье моей постели. Он оказался точной копией того войлочного «холмика», которого мой приятель Таонкрахт считал невидимкой. «Еще один соглядатай? – удивился я. – Или тот же самый? С какой, интересно, стати он решил помедитировать в моем присутствии? Проверяет, увижу ли я его на этот раз – так, что ли?»