За свою не слишком долгую, но изобилующую интереснейшими происшествиями жизнь лорд Шаридан ди Джинринн успел получить множество подтверждений простенькому факту: дворянские корни – это половина индульгенции. Вторую половину составляли умение быть безукоризненно вежливым (оно прилагалось к корням) и привычка изображать человека, перед законом кристально чистого и искренне расстроенного вопросами следователя. Даже чуточку оскорбленного, но слишком хорошо воспитанного, чтобы это демонстрировать.
Вежливый человек держит лицо даже в том случае, если следователь из допросной удалился и в сердцах велел бросить уважаемого лорда в одиночную камеру. Без доказательств и показаний свидетелей лорда никак не могли задержать дольше, чем на трое суток. Двое из них уже прошли, а предъявить по-прежнему нечего.
Шаридан окончательно утвердился в решении побыть очень-очень вежливым еще сутки и без единого звука и возражения отправился назад в камеру, с безупречной сдержанностью дворянина игнорируя рожи, которые охранники корчили ему в спину.
В тесной одиночке добавилось мух, и теперь они постоянно норовили на уважаемого лорда сесть. Если бы Шаридан не боялся щекотки, проще было бы им позволить: когда мухи ползали, они хотя бы не жужжали над ухом. Но дворянин всякий раз дергался, не в силах терпеть, и в результате третьи сутки жил в непрекращающемся назойливом жужжании, постепенно приходя к выводу, что это, похоже, один из методов психологического давления.
Но откуда Сыск этих мух берет?
Шаридан представил себе лорда асессора Ордена Королевы, лично бегающего с сачком по скотному базару, но смешок сдержал. Во-первых, не подобает, во-вторых, он не удивится, если именно так дела и обстоят. Лорд асессор обожал решать вопросы лично. Странно, что на сей раз он заключенного своим вниманием не почтил. Рассчитывает, что к утру Шаридан не то что свободу – собственную жизнь променяет на добротную мухобойку?
«Не дождется», – сказал себе лорд ди Джинринн, ощущая досадную неуверенность в своих словах. Он и допросную уже воспринимал как отдых.
Ничего, остались всего сутки. Уж как-нибудь дотерпит. Две трети индульгенции он уже собрал.
С этой мыслью Шаридан улегся на койку, привычно поджав ноги, и с головой укрылся ветхой простыней. Мухи немедленно воспользовались моментом, чтобы усесться сверху и периодически перелетать с места на место, будто пытаясь отыскать вход к своей вожделенной подставке для потирания лапок, – но уснуть, судя по торопливым шагам в коридоре, лорду и не светило.
Кого могло принести на ночь глядя в пустующий отсек дворцовой тюрьмы?
Шаридан высунул нос из-под простыни, дернулся, сдул с него муху – и тут же вскочил на ноги, ощущая полнейшую растерянность. Он и раньше догадывался, что для определенной категории дворян вторую половину индульгенции составляет их же собственная глупость, но чтобы до такой степени…
– Миледи, – все-таки выдавил он из себя и даже поклонился на положенный градус. За решеткой ты или нет, а этикет соблюдать изволь. – Какая неожиданность!
Леди Альгринн сунула охраннику мелодично звякнувший узелок из шелкового платочка. Служака мигом позабыл, были ли здесь посетители, как они выглядели и о чем спрашивали, и испарился, не забыв пробурчать что-то в духе: «Ну, он смирный, леди, но вы если что сразу меня зовите, я прибегу!».
Леди Альгринн едва кивнула, сжала в руках крошечный ридикюль и дрожащим голосом поведала:
– Если кто-нибудь узнает, что я была здесь, моей репутации конец!
Кто бы сомневался.
– Вы не должны подвергать себя такой опасности, – сказал Шаридан и чуть не дернулся, когда очередная муха исхитрилась сесть ему прямо на щеку. Но в присутствии дамы выражение лица менять возбранялось, не то что щекой дергать или руками махать!
– Это ужасно несправедливо, что вас заперли здесь, – решительно заявила леди и еще сильнее стиснула ридикюль. Наверное, под перчатками все пальцы побелели. – Как они могли подумать такое о вас!
Лорд асессор о Шаридане думал и не такое, и куда цветистее, чем значилось в протоколе допроса. Но что-либо доказать у королевского бастарда все равно не получится. Возле той банковской ячейки лорд ди Джинринн имел полное право находиться: для этого он специально арендовал соседнюю и даже честно положил на хранение фамильный перстень с интереснейшим потайным отсеком прямо под самым крупным сапфиром.
Читать дальше