Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки

© Белянин А. О., 2016

© Художественное оформление, © «Издательство АЛЬФА-КНИГА», 2016

«Это что за невидаль: Вечера на хуторе близ Диканьки ? Что это за вечера? И швырнул в свет какой-то пасичник!»

Вот вроде бы так начинается книга, так нас учили по школьной программе, верно?

Нет! Всё было совсем не так. Всё это, слава богу, началось гораздо ранее нижеследующих событий, хоть и увидело свет куда как позже. Ну а по совести говоря, чтобы не обманывать вас, любезные читатели мои, оказывается, и не было вначале никаких «Вечеров…».

Да что уж говорить, хлопнув смушковой шапкой с малиновым верхом, кою и самому заседателю из Миргорода не стыдно примерить будет, так, чтоб ни одна собака брехливая даже гавкнуть не смела да и морду свою поганую скривить в сторону хорошего человека, так вот, хлопнув об пол шапкой, побожусь, что истории те, что записаны пасечником Рудым Панько, и впрямь произошли в тихих краях наших. Но не пасечник их писал! Обман это всё… Так почему бы не рассказать ту правду, что вдруг стала мне известна? Вот только как поведать вам всё, не пытаясь подделаться под народный (тогда!) и высокий (теперь!) литературный стиль бессмертных строк. Ну да ладно, как смогу, так и начну, а уж вы решайте сами: читать не читать, верить не верить…

Но я и не стану врать, что, как любят говорить толкиенисты, «всё было не так, профессор не прав!». Всё так! Просто старая рукопись, попавшая мне в руки, ох, да и не рукопись, пожалуй, а объёмная пачка разрозненных пожелтевших листов, исписанных ажурным бисерным почерком, с грубоватыми рисунками на полях, вызвала у меня странные подозрения: всё ли мы знаем о том человеке, что придумал Диканьку и написал те самые «Вечера на хуторе…»?

И выходило, что ох как далеко не всё…

Папка была очень старой, кожаной, потрескавшейся от времени, а записи, которые она хранила, были куплены мной… даже не знаю зачем? Вот привязался на воскресном рынке какой-то полубомж, в крепком подпитии ещё с половины восьмого утра, то ли цыган, то ли немец [1] У нас в Малороссии любой иноземец, англичанин ли, француз, а то и просто чужак, все едино немец! – Здесь и далее примеч. авт. , то ли ещё невесть какой чертяка с явно выраженным малороссийским акцентом, на голубом глазу уверяя меня, что «слухал про пана писателя, так шо вот оно вам тогда буде щиро интересно!», и всучил-таки мне за сто рублей эту разваливавшуюся древность.

Правда, когда через пять минут я проверил карманы, оказалось, что дал тому ушлому типу не сто, а тысячу целковых. Как?! Настроение резко упало, поскольку до дома мне теперь предполагалось идти пешком, ибо «панов писателей» любого уровня известности даже в нашей скромной провинции ни один таксист даром не возит. А тут ещё и дождь, чтоб его, проклятого, нашёл же время пролиться!

То есть в подъезд я ввалился уже практически мокрым насквозь, пряча под рубашкой злополучную покупку. Так у нас ещё и лифт отключили-и-и! Пешком на восьмой этаж!

Дома первым делом бросился в душ, потом налил большую кружку крепкого чая с малиной, удобно уселся в кресле, развязал верёвочки на папке и…

Господи боже, каково же было моё удивление, когда с первых страниц, чуть ли не рассыпающихся в моих руках, полилась певучая украинская речь и замелькали знакомые названия: Диканька, Миргород, Сорочинцы, почудился запах свежего сала с чесноком, аромат горилки с перцем, послышался перестук царицыных черевичков, а за окном разлилась дивная гоголевская ночь!

И пусть даже сейчас всё ещё до конца не понимая, чьи путевые заметки попали мне в руки, я попытаюсь рассказать эту историю вам. Другим языком и другим словом, и уж тем более не дерзая говорить от первого лица, а лишь скромным взглядом стороннего наблюдателя. Итак, пожалуй, начнём с того, что его звали Николя́…

Его звали Николя́. Именно так, на французский манер, с ударением на последний слог, он и предпочитал представляться людям, с ним ранее незнакомым. Понятно, что сёстры и матушка молодого человека обращались к нему иначе, да и в провинциальном Нежинске среди Богданов, Оксан, Левко, Мыкол, Тарасов и Ганн это вычурное «Николя» звучало совершенно не к месту, но…

Что до этих условностей молодому повесе, высокому и мускулистому, с едва пробивающимися усиками, хитрой полуулыбкой и насмешливыми карими глазами. Не одна сельская или хуторская красавица грезила в снах своих о молодом весёлом паныче с хорошо подвешенным языком и неокольцованным безымянным пальцем правой руки. Но ни одна покуда не взволновала всерьёз его сердца.