Сергей Панченко - Жорж-иномирец 2

– Мясного чего-нибудь. Я так устал от этой травы, что заставляли меня есть всякие бродячие монахи.

– Эй, мужики, потише разговаривайте. На нас люди косятся. – Предупредил Петр.

Да, мы совершенно забыли, что Антош исполняет роль удава. Змей повернулся в сторону зала со столиками и показал раздвоенный язык.

– Дикари, хоть и развитые. – Прошептал он. – Жорж, а здесь спиртное есть?

– Не думаю. Видишь, люди и так выглядят счастливыми, думаю, алкоголь им не нужен. Возьму тебе кисель.

– Бери, мне без разницы, что пить, если в напитке нет градусов.

– Петр, а ты случайно не нарколог? – Поинтересовался я у идущего за нами врача, самозабвенно играющегося с голографической едой.

– Случайно нет, а что?

– Человека одного хочу полечить от алкогольной зависимости.

Антош многозначительно сжал мне шею в тиски своего тела.

– Есть в нашей больнице хороший нарколог, кодирует алкашей в нерабочее время, только если ему привести такого пациента, ему самому потребуется помощь.

Антош сверкнул глазами в сторону врача, но промолчал. За нами встали местные жители, бросающие любопытные взгляды на кошку и змея. Я набрал полный поднос, и почему-то чувствуя себя немного неловко за то, что моего труда в производстве еды нет никакого, направился к свободному столику. Ляля, грациозно маневрируя под взглядами людей, скоро присоединилась к нам.

– Уф! Там люди с собакой пришли. Она одна догадалась, что я настоящая кошка. Разнервничалась, думала, сорвется. Чего они собак в общественные места таскают? – Ляля покосилась на людей с мелкой нервной собачонкой, до сих пор не сводящей глаз с кошки.

– Собачелы. Начало. – Произнес я многозначительно, давая друзьям вспомнить странную расу людей сросшихся с собаками пуповиной.

Люди с собачонкой, как назло, решили пройти рядом с нами. Их животное, мелко трясущееся то ли от злости, то ли от страха, а может быть от того и другого, во все свои немаленькие глазки следило за Лялей. Поравнявшись, кошка не удержалась от широкой улыбки. Бедный песик издал пронзительный визг и уткнулся хозяйке мордочкой в грудь, не переставая при этом трястись.

– Костюм. – Пояснил я женщине, удивленной реакцией своего животного на Лялю. – Мы из театра юного зрителя, Маугли репетируем. Багира, Каа. – Я почему-то был уверен, что в коммунистическом мире обязательно читают Киплинга.

– Замечательно. Обязательно сходим. – Пообещала женщина.

Когда она и ее спутник ушли за свой столик Ляля облегченно вздохнула.

– Чертов детектор. Между нами миллион лет эволюции и миллионы миров, а они все про нашу вражду помнят. Одно слово – собака.

Врачи сели отдельно от нас и вполголоса переговаривались. Борис, жестикулируя, ностальгически рассказывал своим коллегам о том, что окружающая их коммунистическая действительность могла ждать их и в родном мире. Он выступал словно гид, понимающий суть этого уклада жизни. Его взгляд заблестел от слез умиления, когда он показывал на плакаты, выполненные в духе двухцветного минимализма, на стеклянные граненые стаканы, на типовую посуду и обстановку, лишенную вычурного дизайнерского шика, но не ставшую от этого менее самобытной и красивой.

– Еще немного и Борис уговорит их здесь остаться. – Пошутил я вполголоса.

– А здесь мило. – Ляля огляделась. – Да еще всё бесплатно. Это как уменьшенная модель миров, хожу, куда хочу, беру, что хочу.

– Думаю, не совсем так. За каждым должен быть строгий контроль, чтобы тунеядцы не расплодились. Где халява, всегда появляются люди, желающие бесплатно жрать в три горла.

– А может быть, здесь все за людей делают роботы?

– А девушка на приеме не была роботом.

– Верно.

Обед закончился, а у нас еще оставалось больше часа, чтобы забрать восстановленную отцовскую «копейку».

– Может, в кино? – Предложил Веня.

– Я за. – Поддержал коллегу Петр.

– А деньги? – Спросил Борис и тут же сплюнул. – Тьфу ты, забыл, что тут халява. Идемте, конечно. Нет, зачем нам кино, его с собой не унесешь. Идемте в универмаг, возьмем чего-нибудь посущественнее.

Я толкнул локтем Лялю. Она хитро покосилась в мою сторону.

– Лучше все-таки в кино. Не стоит паразитировать на чужом труде.

– Ой, а что там сильно отбавится? Нас пятеро всего, сколько мы с собой унести можем?

– Шестеро. – Антош сразу догадался, что о нем забыли.

– Прости, но я тебя не посчитал, потому что подумал, что тебе ничего не надо в человеческом мире. Ты всегда голый, вот я и решил, что ты аскет.