***
Кажется, парень не верит своим глазам. Я бы, честно говоря, на его месте тоже не поверила.
Массивные железные наручники один за другим падают на пол.
Вижу, как сильно поднимается и снова опускается его широкая грудь. Кожнар испускает вздох облегчения и тут же напрягается, смутившись, что выдал себя.
Делаю вид, что не заметила. У меня сейчас собственного смущения будет выше крыши…
Когда вторая рука кожнара оказывается на свободе он, не выдержав, принимается растирать левое запястье.
– Перестань… – Мне приходится ударить его по рукам, потому что он только раздирает поджившие рваные раны. Видимо, пытался вырваться – и вот результат.
Делаю глубокий вдох.
Я – боевой маг, но азы медицины нам преподавали.
Беру в ладони его руки и подношу к губам.
Кожнар заледенел, а я, наверное, красная, как рак. Но мой язык выделяет лечебный эликсир, и… богини, не хватало ещё ему объяснять!
Осторожно провожу по длинной алой полосе. Чувствую, как дрожит под моими губами набухшая венка.
Приоткрыв рот, следую по той же линии языком… Теперь уже вся рука кожнара дрожит.
– Терпи! – приказываю я, отвлекаясь на миг, и тут же, не глядя ему в глаза, продолжаю лечебный процесс.
У кожнара довольно мягкая для его вида кожа. Хотя руки не мешало бы вымыть, но это я виновата – вовремя в голову не пришло.
Большие сухие пальцы судорожно сжимаются и разжимаются совсем рядом с моим лицом.
Переворачиваю обработанную ладонь и повторяю процедуру с обратной стороны. Кожу кожнара покрывает соль, но касаться её губами всё равно приятно.
Закончив, испускаю вздох облегчения и отодвигаюсь. Прикрываю губы рукой, затем, нашарив за поясом платок, промокаю им.
Кожнар странно смотрит на меня. Тягуче… я замечаю, что у него чёрные глаза, и меня затягивает в них, как в какой-то дьявольский водоворот… Всегда опасалась чёрных глаз. Когда гляжу в них, с трудом контролирую себя.
– Это была лечебная магия.
– Я понял…
У кожнара такой голос… глухой. И рокочущий, как гром.
– Слышал о волшебных свойствах вашего яда, – тише произносит он. – Но никогда не испытывал на себе.
Морщусь. Не хочу доказывать, что яд тут ни при чём. Наши естественные враги много о нас говорят, потому что боятся. И не зря: то, что нашей расой правят женщины и у нас нет когтей в полметра длиной, не значит, что мы не можем постоять за себя.
Передо мною дилемма. Солёный вкус его рук напомнил, что кожнара неплохо бы отправить в душ.
Опускаю глаза на повязку на его груди. Тут так просто не поможешь – нужны настоящие концентрированные эликсиры, а не то, что мой организм может выделить прямо сейчас. А если мне нечего сделать с его раной, то, наверное, не стоит её мочить…
Мои рассуждения прерывает взбунтовавшийся желудок – оказывается, меня не кормили с самого утра. И тут же возникает ещё один вопрос.
– Лорелей приносила тебе еду?
– Да.
– Давно?
– Днём.
Значит, уже несколько часов прошло.
– Хорошо, я распоряжусь, чтобы сделали ужин на двоих. А ты… – оглядываюсь по сторонам и к счастью нахожу в углу дверцу, которая, видимо, ведёт в душевую. – Приведи себя в порядок. Вернусь через пару минут.
Покинув комнату, старательно накладываю назад все три печати. Только теперь уже не те, Аянины, а собственные, которые не сможет снять никто.
Опускаю взгляд на свои руки – они ещё чувствуют жар от прикосновений его рук. Меня немножко трясёт, сама не знаю, почему.
Дождавшись, пока сердце слегка успокоится, спускаюсь по лестнице и начинаю искать кухню.
***
Я родилась не здесь. Нас с Аяной растили на острове, в паре километров к юго-востоку. Тихое место, куда редко добирались городские новости. Детей до шестнадцати лет у нас не принято демонстрировать в свете лишний раз – зачем, если многие из них до этого возраста всё равно не доживут?
К тому же, на островах климат мягче, больше влаги, и шанс адаптироваться всё же повыше.
Весь выводок воспитывала одна наставница, и это была та самая Лорелей. Сама немногим старше нас на тот момент, она почему-то не захотела заводить мужей и вместо этого осталась с нами.
Оттого, что из всех пятерых остались только мы с Аяной, наша дружба стала крепче. Позднее у мамы были ещё дети, но в основном мальчики. Из них выжило четверо – ещё одна сестра младше нас с Аяной на шесть лет, и сейчас ей семнадцать. Один из братьев получился настоящий жемчужник – стройный и красивый, как этот Танай. Его отдали в услужение к госпоже Нарвей. С двумя другими маме не повезло. Это был её последний выводок, и поговаривают, что кровь у этой партии не чиста. Из неё родились всего двое, и оба выжили. Оба довольно крупные для такого аристократического рода, как наш. Из того обращения мать уже не вернулась, и дом возглавила Аяна. Из братьев она приказала сделать росомах.
Читать дальше