Наталья Разбаева: Испытание бессмертием

Рассудочная любовь, конечно, гораздо разумнее любви истинной, но у нее бывают только редкие минуты самозабвения; она слишком хорошо понимает себя, беспрестанно разбирается в себе, она не только не позволяет блуждать мыслям – она и возникает не иначе, как при помощи мысли.

Стендаль "Красное и черное"

Изд. "Искусство", пер. М. Богословской, С. Боброва

Порочность – это миф, созданный людьми благонравными, когда им было нужно объяснить, почему же иные из нас бывают так странно привлекательны.

Оскар Уайльд «Заветы молодому поколению»

Если и было на свете что-то, что угнетало его больше, чем собственный цинизм, так это то, что сплошь и рядом этот самый цинизм оказывался менее циничным, чем реальная жизнь.

Терри Пратчетт «Стража! Стража!»

Изд. «Эксмо», пер. с англ. С. Жужунавы

Осень в Ван-Эйтсе выдалась сухая и теплая, что для средневекового английского королевства было невиданной редкостью. Деревья в лесах застыли без движения, без скрипа, лелея на сучковатых ветвях стремительно чернеющие остатки некогда багряно-золотого лиственного великолепия. Трава по утрам серебрилась от инея. Рассветало поздно, но если взглянуть на небо на исходе ночи, можно было увидеть яркую оранжево-розовую полоску, – верный признак солнечного дня.

Перекресток дорог "Ван-Эйтс – Кэррис" в рассветные часы обычно пустовал. На дорогах, особенно пограничных, устраивали засады разбойники: риск попасться стражникам короля Трудентса или короля Винтера был больше, но и обозы курсировали здесь намного богаче. Поэтому в темное время суток движение здесь замирало. Разбойники были извечным бичом дорог в средневековых королевствах, на них устраивали облавы, их преследовали, держали в тюрьмах и публично казнили, но избавиться от них навсегда было невозможно.

Погода в средневековье царила прекрасная.

Обстановка в средневековье была напряженная.

И тем не менее…

Именно это время и именно это место выбрали два Черных колдуна, чтобы перенестись из цивилизованного XXI века в дремучий XIII.

– Ох, е-мое!.. Вот это совпадение! Развилка! – воскликнула высокая худая фигура, с ног до головы закутанная в черный дорожный плащ с капюшоном. – Джулиан, тебе куда? Налево – к себе домой, направо – к твоей невесте!

– Нам бы в Ван-Эйтс, – без особой уверенности произнес второй колдун, поменьше ростом и пошире в плечах, но тоже предпочитавший прятаться в черном плаще. – Там меня меньше народу знает.

– Смотря в каких кругах. Крестьяне не знают, дворяне – не все, а вот в Инквизиции наверняка предупрежден каждый первый. Хочешь, чтобы тебя подожгли на несколько годков пораньше?

– Подозрения и амбиции графа Самперкота еще не повод для активных действий. Я все-таки король другой страны, и в это время меня еще не преследовали. А в Кэррисе вероятность попасться на глаза самому себе или кому-нибудь из придворных в разы больше.

– Понимаю.

На дороге послышался топот копыт. Из-за поворота показались два всадника и крытая повозка, запряженная парой лошадей.

– Попросим подвезти? – не без иронии уточнил высокий.

– Сами доберемся.

Колдун, названный Джулианом, ушел с дороги.

Повозка и ее сопровождающие двигались достаточно быстро и почти проехали мимо, в темноте не заметив две человеческие фигуры, но тут вмешался случай. Испугавшись внезапного крика ночной птицы, лошадь одного из всадников заржала и рванулась прямо на Джулиана. У колдуна была неплохая реакция, но не настолько. Инстинктивно отшатнувшись, он споткнулся о кочку, и упал прямо под копыта мчавшейся на него лошади. В последний момент всадник заставил испуганное животное совершить длинный прыжок, избегая смертоубийства, а затем направил его в кусты, колючие ветки которых остановили безумную скачку. Спешившийся всадник и высокий колдун наперегонки кинулись к упавшему.

– С вами все в порядке? – спросил путник – высокий бородатый мужчина с благородным лицом, почти силой вырывая на себя пострадавшего, которого подоспевший первым приятель уже успел схватить за плечи. От резких действий бородача капюшон упал с лица Джулиана, и в свете факелов, приделанных к повозке, он увидел его лицо – красивое лицо молодого человека, едва разменявшего четверть века, волшебные серо-зеленые глаза которого сейчас не выражали ничего, кроме досады на случившееся. Мужчина узнал его. – Винтер? Джулиан Винтер?!