Николай Шмигалев: Последний богатырь

И никакой глины (читай – грязи)!

Видимо именно поэтому венценосный монарх Рунии был такой душка и умничка, а ещё такой бережливый, сердобольный и обходительный, что никаким, знаете ли, пером не описать. У него даже кнутовище из чёрствого печатного пряника было. Вот он, какой, князюшка был.

Да чего далеко ходить. К примеру, главную беду государственного масштаба, имеющую место быть в любом приличном государстве, а это, как всем общеизвестно, дороги, он одним взмахом гусиного пера, смочённого заточенным концом в гусь-хрустальной чернильнице, порешил едва ли не на веки вечные. Дороги федерального значения, будь они неладные, он указом своим княжеским, имеющим силу закона, повелел «трактами» да «большаками» называть, межхуторские грунтовки – «проезжей частью» без зазрения обозвал, а остальные стёжки-дорожки – «просёлками», «просеками» да «тропинками» нарёк. А ежели нет дорог, а заместо них лишь тракты, да просеки, то, юридически это значит что одной бедой в стране меньше стало и к судебно-исполнительно-законодательной власти (читай – светлейшему князю) уже вопросов относительно «проезжей части», или как её там ещё, уже ни у кого не должно быть.

Кто-то спросит: «Извольте, извольте, а с дураками он что сделал? Это ведь тоже одна из бед государственных!».

Так, может для какой другой страны это и была беда, но только не для Рунии славной. В ней в ту пору дураков вообще не водилось. Не отрицаю, полудурков хватало с лихвой, а вот радикальных дураков ни одного. А ежели имеются только полудурки, то значит и не беда эта, а так, полбеды. Вот значит как-то так! Усекли?!

А прозвище Златоглавый к князю прилепилось не только за его умную голову, но ещё и потому что свою наследную корону из золота высшей пробы князь Свистослав не снимал даже в парилке банной. Злые языки распускали дезинформационные слухи, что сросся он с ней, а проверить, естественно никто не решался.

Вот, какой положительный князь Свистослав был. Он и госслужбы не чурался, с гоблинами не якшался и на месте не сидел, почти всё княжество изъездил, и всё знать в княжестве хотел. В общем, такой умничка был, куда бы деться. Но и это, как ни крути, опять всего лишь бесхитростная присказка, мудрая сказка будет где-то впереди.

В ближайшей же перспективе на передний план выходит лишь нота протеста и даже ещё хуже, которая незаметно подкралась к славной Рунии в длинной череде других, ничем не приметных, рутинных шестнадцатичасовых рабочих княжеских дней.

ГЛАВА ВТОРАЯ.

Ежедневно, едва лишь лучики ясного утреннего солнышка добирались до резного княжеского престола, как великий князь Свистослав начинал кипучую государственную деятельность.

Глядите-ка, вот уже и солнечные лучики, а значит – что я говорил! – вот и государь, лёгок на помине.

– Встать, князь идёт! – скомандовал Архистрах Плутархович, старший дьяк официального протокола, заслышав скрип двери за княжеским престолом.

Раздались тяжёлые шаги и из опочивальни, насвистывая бравурный марш и позвякивая шпорами, в официальном костюме с бабочкой, расшитом золотыми великокняжескими знаками различия, с эполетами, лампасами и царскодембельскими аксельбантами, вышел князь. Солнечные лучи заискрились на его орденах, медалях и юбилейных значках, заставив зажмуриться придворных от нестерпимого блеска.

Обогнув дубовый постамент, Свистослав Златоглавый торжественно взошёл по ступеням и, кряхтя, опустился в кресло, по бокам которого привычно расположилась колоритная парочка – придворные шут с палачом.

Князь был уже немолод. Будь это сказка, можно было смело молвить, мол, тридцать сороков князь уже «отмотал» на престоле. На самом же деле, только четвёртый десяток его правления разменяла Руния славная, только четвёртый срок его к закату клонился. Да, князь хоть и был немолод, но всё еще держался бодрячком.

Сегодня же, справедливости ради стоит отметить, он выглядел не больно здоровым. Ну (поделюсь государственным секретом, а может даже и военной тайной), просто тут, понимаете, так совпало, что вчера князь закончил сочинять очередной закон «О борьбе с коррозией» и позволил себе немного расслабиться, а тут как назло пожаловало синепянское посольство со своей рисовой аракой и осточертелыми предложениями по пересмотру межгосударственных соглашений после какого-то там давнишнего «сотворения мира в пятизвёздочном храме». Рыться в пыльных архивных сундуках, стоявших на антресолях, в поисках этого самого договора по «сотворению мира» князю ох как не хотелось. По крайней мере, не в этот раз.