Диана Хант - Лишняя невеста

– На Анкином, – раздражённо, как будто разговаривает с непроходимой тупицей, буркнула тьма. – Ты в её теле!

Я даже присвистнула. Вот это у меня, точнее, у моего подсознания фантазия! Гилберт обзавидуется! Нет, серьёзно, приснится же такое! Просыпаться разом расхотелось, тем более, что головная боль о себе больше не напоминала. И голос у тьмы оказался не такой и противный.

Когда ещё выдастся такая уникальная возможность на другой мир посмотреть? Пусть и вымышленный. Хотя каким ещё он может быть…

Я снова огляделась. На этот раз медленнее.

Первое, что бросалось в глаза – яркие, сочные краски. Глубокие, дышащие, чуть ли не живые. За такую шикарную палитру душу не жалко отдать! Воздух свежий и даже как будто чуть сладкий, ну, это не удивительно: поле, разделяющее меня с лесом, утопает пышном покрывале синих и лиловых цветов. Крупные, с кулак, бутоны на длинных стеблях смотрятся разноцветными шариками на ножках. Не наша природа, точно, ну, это я сразу заметила.

Моим вниманием вдруг завладел крылатый силуэт в небе. Он кружил над тем самым белым лесом, снижаясь. Вроде и птица, а профиль какой-то не птичий. Мерно вздымающиеся крылья, озарённые отблесками заката, мешают рассмотреть летуна, как следует. Но даже отсюда видно, что это что-то, точнее кто-то огромный.

Я провела ладонью по шелковистой, изумрудно-зелёной траве, затем с интересом оглядела себя. Или, правильнее сказать, ту самую Анку? Ну уж нет. Раз я сейчас в этот самый момент, снюсь себе в этом теле, значит, оно моё, и точка. А то начнёшь сомневаться и загоняться – и так и до шизофрении недалеко.

Из одежды на мне – неприметное серое платье из льна, кожаные башмаки со стоптанными задниками, на плечах плащ без рукавов, зато с капюшоном и завязками под горлом. М-да. Небогато и по-средневековому убого как-то, что ли.

Но всё равно прикольно!

Губы сами собой растянулись в улыбке.

– Радуйся, пока можешь, – злорадно процедила тьма, от которой не укрылась перемена в моём настроении. И вот тон этот мне совсем не понравился.

– Порадуюсь, не сомневайся, – заверила я хамоватую тьму, поднимаясь и отряхивая травинки с плаща.

***

Судя по смуглому цвету кожи, тот, что называют кофе с молоком, нет, пожалуй, всё же со сливками, слишком уж холёный цвет этот получился, такой бывает, когда в кофе щедро добавили карамель, по изящным кистям с длинными пальцами и тонкой кости, внешность мне досталась довольно-таки экзотичная. А тело неведомой Инки – совсем юным. Это я поняла не столько даже по нежной, как у ребёнка, коже, но и по внутренним ощущениям. Только в юности переполняет изнутри такая необъяснимая, пузырящаяся лёгкость, желание и, главное, готовность свернуть горы! Забытое ощущение, чего уж там…

Интересно, кстати, на своё отражение посмотреть! Какой бы ни оказалась моя внешность, я себе уже нравлюсь, решено!

– Ещё бы! Какая удача для презренной человечки: оказаться в теле сильнейшей й’эвили! – не унималась тьма.

Не удостоив её (или его) ответом, я решительно направилась вслед за скрывшимся за белым лесом солнцем. Таких деревьев я точно больше нигде не увижу, так что нельзя терять времени. Проснусь – засяду за мольберт на тридцать лет и три года и гори она синем пламенем ненавистная адвокатская контора!

Но стоило сделать буквально пару шагов, как лафа моя закончилась.

Вспышка боли была такой внезапной и острой, что я даже не сразу поняла, что произошло.

А пришла в себя уже на земле, хватая ртом воздух.

Я держалась за низ живота, в который словно нож всадили и содрогалась от мучительных судорог, когда этот самый воображаемый нож поворачивали у меня внутри.

– Ага! – с тоном из серии «а что я говорила!» догнала тьма и зависла прямо надо мной раздражающим облачком. – Далеко собралась, дорогуша?

– Что за на хрен, – пробормотала я хрипло и тьма как будто поморщилась. Надо же, какие мы нежные! – Что… происходит?!

– Сила й’эвили убивает тебя! – злорадно доложила тьма.

– Ну, здравствуйте, приехали, – пользуясь тем, что приступ боли прекратился, причём также внезапно, как и начался, я села и помотала головой. – Я так скоро не хочу. Я здесь ещё ничего не видела.

– А мне-то что? – под красными глазами вдруг образовалась дыра. Сбоку из облака высунулась такая же чёрная и клубящаяся рука и похлопала себя по этой самой дыре. Должно быть, так тьма изображала зевоту. – Таково проклятье сильнейших чародеек.

– Я ещё и чародейка! – вырвалось у меня обиженное. – Нет, ну тогда со смертью, то есть я хотела сказать, с пробуждением точно пока погодим. И почему это моя сила меня же и убивает?