Карина Демина - Ловец бабочек. Мотыльки

Катарина нахмурилась. Похоже, идея не привлекать Понятковского не нашла отклика в ее очерствевшем сердце. А зря. Свидетель из него аховый, видно, что боязлив до невозможности и ныне им один страх движет, а попроси под протокол свой рассказец записать, и мигом иной проявится.

Понятковский испустил тяжкий вздох и, спрятав монетку в нагрудном кармане, погладил его.

– Он говорил… говорил, что бояться не стоит, что у него есть знакомые… и грузы будут идти… туда и обратно… мне всего-то надо будет документы оформлять.

– Что за грузы? – уточнила Катарина.

Ишь, подобралась.

А главное, что с утра какая-то не такая, как намедни. Злая? Раздраженная? И еще, пожалуй, растерянная, пусть и всячески пытается это скрыть. Интересно…

Себастьян исподволь разглядывал напарницу, находя новые и новые признаки ее недовольства.

Уголки губ опущены. И левый нервно подрагивает, будто Катарина изо всех сил сдерживает истерический смех. Под глазами тени. Волосы… волосы зачесаны гладко. Слишком уж гладко. А вот воротничок платья измят.

И пальцы то и дело касаются этого несчастного воротничка.

Щиплют.

Крутят.

Любопытно… что вчера случилось? Спросить напрямую? Не расскажет… и личное это? Или же дела касается?

– Да разве ж мне сказал он? Нет… я сразу заявил, что не стану связываться… ни за какие деньги не стану. Голова дороже, – немного нервозно произнес Понятковский. – Я думал… боялся… что он станет уговаривать… угрожать… а он… он лишь визитную карточку оставил…

– Какую?

Себастьян подобрался.

– Не свою… купца познаньского, который… сказал, что мы с ним найдем общий язык… и что я могу лично убедиться, что… – Понятковский рванул узел. – Я эту карточку сжег.

– Плохо, – сказала Катарина.

И Себастьян был с нею согласен.

– Очень плохо…

– Но… – Понятковский облизнул губы. – Я запомнил фамилию и… и мне случалось встречать этого человека… он… он пытался пристроить свой товар сюда. Явился неделей после…

Интересно.

Совсем интересно.

– И что за товар? – Себастьян уже знал ответ. Более того, пожалуй, он мог бы и имя назвать, не сразу, но… не так уж много купцов торгует с Хольмом. А грузы оформлялись официально, и потому достаточно лишь поднять бумаги.

– Так… – Понятковский поправил очочки и, послюнявив палец, провел по бровям, возвращая им прежнюю ухоженность. – Гробы же… но качества преотвратного. Хотя… все равно их берут.

Это он произнес с немалым неодобрением.

– Думают, что если из Познаньска, то лучше наших. А наши гробы, чтоб вы знали, самые лучшие во всем Хольме…

Панна Гуржакова разглядывала жениха через лорнет. Не то, чтобы со зрением у нее проблемы были, отнюдь, но по собственной убежденности лорнет придавал ей солидности.

– Вы прелестны, – промолвил жених, прикладываясь к ручке Гражины. И та зарделась, что маков цвет, пролепетала нечто неразборчивое, но ручку, что характерно, не забрала.

Хороший признак.

Панна Гуржакова отвернулась, скрывая торжествующую улыбку. Получилось! А ведь дочь, вот упертое создание, в кого только пошла? – наотрез отказывалась знакомиться со сродственником панны Белялинской. Заявила, мол, сама себе найдет жениха.

– Милые дети, правда? – ласково поинтересовалась панна Белялинска, поправляючи складочки нового платья из алого бархату. И надо сказать, пусть и яркий колер был – сама панна Гуржакова в жизни б не решилась одеть такой – но платье старой подруге шло несказанно.

Да и сама она… помолодела будто бы.

Посветлела.

– Они будто созданы друг для друга, – пропела панна Белялинска и смахнула накатившую на глаза слезу батистовым платочком.

С монограммою.

– Да, Гражинке он глянулся, – степенно ответила панна Гуржакова, – но не след торопить события…

По личику панны Белялинской скользнула тень. И на мгновенье показалось, что личико это, набеленое, напудренное, уродливо.

– А разве кто торопит? Впрочем, дело, конечно, ваше, но… сговориться следует, потому как уедет он и что тогда?

– Куда уедет? – тревога кольнула материнское сердце.

Как это уедет?

Зачем?

– Так ведь он в столице живет, – развела руками панна Белялинска. – И к нам погостить прибыл. На пару недель, а потом дела… сами понимаете, хозяйство без присмотра оставить никак неможно. Мигом все разворуют.