Карина Демина - Ловец бабочек. Мотыльки

И на умирающего он похож не был. Напротив, выглядел весьма и весьма бодро.

…сидел в ресторации, будто бы ждал.

Столик круглый под пальмою.

Скатерка белая с красным шитьем опустилась до самого пола, скрывая и колени пана Белялинского, и тонкие изогнутые ножки столика. На скатерке – ваза с фруктами.

Тарелочки.

Салфеточки.

Серебро столовое. Стекло сияющее до того, что глядеть больно. И в этом серебре да стекле отражалось бледноватое лицо пана Белялинского. Щеки его пылали румянцем, и сам он, слегка ошалевший, но явно радостный – уж не с графинчика ли настою на перце и лимонных корочках, которым радостно Себастьяна попотчевал – выглядел беспредельно счастливым.

– Пейте, пейте, – он самолично наполнил рюмку на высокой ножке и подал Себастьяну. – А то я заказал, а пить… пить неможно, сердце, понимаете?

И рученьку к груди приложил.

– Вчера вот грешным делом прихватило, думал, душу богам отдам… ан нет, попустило… и вот такая радость, такая радость… – он осекся, понимая, что счастье его незваные гости не готовы разделись. И чуть тише пролепетал. – Такая радость…

– Какая?

– Ах, оставьте, князь… вы к нам уже и не заходите… совсем дорогу позабыли… Ганна обижается… а узнает, что я тут с вами… – он кивнул на чарку, – и вовсе… знаете, у моей Ганны характер не сахарный. Не женитесь… послушайте моего совета… человека, который думал, что он в браке счастлив, а после осознал, что сие счастье – исключительнейшим образом иллюзия дурная.

Он всхлипнул тихонечко и, рюмку отнявши, опрокинул ее. Занюхал перцовку кусочком яблока и всхлипнул:

– Извести меня пытается…

– Заявление подавать будете? – поинтересовался Себастьян, отодвигая стул. Но Катарина покачала головой, мол, постоит лучше.

– Заявление? Ах, бросьте… какое заявление? Скажут, оклеветал… а я не клеветник… я понимаю, прекрасно понимаю, она ведь ничего дурного не делает, а что пилит, так все такие… и что лекарства не купила… мы разорены… почти разорены… что-то я много говорю.

– Вы гробы возите? – Катарине надоело слушать этот пьяноватый лепет. А было ясно, что пан Белялинский изрядно набрался, уж не понятно, с радости ли иль с печали.

– Гробы? – он растерянно моргнул. – Гробы… ах, да… гробы… вожу… вот давече привез двадцать штук. Двадцать!

Он поднял палец.

– Куда?

– Туда, – пан Белялинский махнул рукой. – Смотрите, пан воевода… женщины, они все такие… сперва сладкие и ласковые, что зефир твой…

Он огляделся, но зефира в обозримой близости не отыскал и потому наполнил рюмку вновь. Поднес крепкою рукой к носу, скривился.

Выдохнул.

Да и опрокинул, осушивши одним глотком. Закусывать на сей раз не стал, так занюхал собственным рукавом и содрогнулся всем телом.

– Ох… хороша… о чем я? А… зефир. Вы зефир любите? А вот Ганна любит. В шоколаде чтоб… и три злотня за коробку. А коробка-то махонькая. Спрашивается, за что платить? Три злотня! – пан Белялинский поднял палец. – Три!

– Мы поняли, – ответила Катарина, поморщившись. Пьяных не любила?

– Вот… я ей сказал, чего платить, когда на рынке такой же за два сребня можно взять. А она нос воротит, мол, на рынок только бедные ходят. И зефир там прогорклый… я ж сам пробовал. Найсвежайший. И знаете, – он огляделся, будто опасаясь, что драгоценная супружница изволит пребывать рядом, поманил Себастьяна пальцем. Пришлось наклоняться. – В последние-то годы у меня дела не ахти шли… совсем не шли… и я коробочку-то в кондитерской прикупил, а зефир на рынку брал. Экономно выходило. А она… не заметила она… только нахваливала, мол, хорош…

Пан Белялинский пьяненько захихикал.

– Только вы ей не говорите, ладно?

– Не скажу, – пообещал Себастьян, испытывая странную неловкость. Человек этот, волей ли или неволей замешанный в делах престранных, был все ж соотечественником, а потому видом своим нынешним, состоянием, позорил не только себя самого, но и целое королевство.

– Вот и ладно… а гробы? Что гробы… документы у меня имеются. В номере. Изучать станете?

– Станем, – ответила за Себастьяна Катарина, но пан Белялинский ей пальцем погрозил и сказал:

– Ша, девка… нос у тебя короток, чтоб в мои бумаги лезть… я свои права знаю…

– Хотите проблем?

– Смотря у кого они возникнут, – пан Белялинский подбоченился. – Она пусть остается… не люблю, когда наглые бабы в мою жизнь лезут. А вы, пан воевода, сходите… почитайте… авось и вычитаете чего…

И ключ кинул.

Себастьян ключ поймал, а заодно явственно осознал, что ничего-то в номере он не найдет. Однако же поднялся. И дверь открыл. И хмыкнул, убеждаясь, что этот конкретный номер был куда похуже того, в котором остановился сам Себастьян.