Леонид Резников - Тришестое. Василиса Царевна

– А может, то не она вовсе, – уперся Иван Царевич.

– Как так, не она? – почему-то перепугался Андрон.

– Ну, в смысле, он это, а не она.

– Ты чего, царевич! – потряс руками Андрон, указуя на лягушку. – Как же он, когда форменная она. Кваси… тьфу, пропасть! Василиса ведь.

– А вдруг Василий? – упер руки в бока Иван Царевич, не желая так просто сдаваться.

Лягушка, наблюдая за их пререканиями, начинала потихоньку приобретать бурый оттенок.

– Да ты глаза-то разуй, вашество! – продолжал гнуть свое Андрон. – Какой же это он, когда она в чистом виде!

– А я-то почем знаю. Докажи! – Иван Царевич вздернул подбородок и сложил руки на груди.

– Чего тут доказывать, токма глянуть повнимательнее: вон, гляди – нету!

– Чего нету?

– А того, чего надо. Чего должно быть! Вишь?

– Ты энто об чем? – насторожился Иван Царевич, всем своим видом выражая недопонимание.

– Да все об том же. Нету его! Коня видал? А быка? Даже у кота имеется, а тут нет! – Андрон в запале потянулся к задней лягушачьей лапе. – Глаза-то разуй!

Лягушка с перепугу отпрыгнула от него и часто задышала, утеряв дар речи, разве что пасть разевала. Разинет, опять смежит, и так без конца. Только булькало что-то в ней и сипело, словно кипяток в самоваре.

– Во, видал!

– Да ты чего, Андрошка, умом, что ль, тронулся? – Иван Царевич покрутил пальцем у виска, краснея, будто рак вареный.

– Ты того, без оскорблений, – погрозил пальцем Андрон.

– Да где ж это видано, чтоб у лягушек энто самое имелось!

– Тоже мне, энтот, как его… Кювье выискался! – фыркнул Андрон, презрительно сплюнув. – Много ты о лягушках знаешь.

– А вот ты скажи, как они, к примеру, скакать-то с энтим самым станут, как у коня. Ну а вдруг коряга какая?

– Э-э, – почесал макушку Андрон. – Ну, ежики как-то обходятся. И коты.

–Да при чем тут ежики-то?

– А при том!

Пришла в себя царевна-лягушка, опомнилась да как гаркнет:

– Ква-а-атит!!!

Глаза ее светились гневом, зоб раздувался, того и гляди лопнет, а лапы неистово молотили по траве.

Андрон с Иваном Царевичем враз примолкли.

– Твы… твы!.. – обернулась она к Андрону.

– Что? – часто заморгал тот, пятясь к березе.

– С твобой я потвом разберусь, раскваквитаюсь. А твы! – повернулась лягушка к Ивану Царевичу.

– А чего сразу я? Это он про енто самое начал.

– Твы стрелу пусквал?

– Пускал, – повесил голову Иван Царевич.

– Твебе стрелу квернули?

– Вернули, чего уж тут, – обреченно кивнул тот.

– Твак жвенись на мне!

– Ла-адно, чего уж – обреченно выдохнул Иван Царевич, сдаваясь. – Женюсь, коли так.

– Неси меня! – приказала лягушка.

– Ну уж дудки! – показал Иван Царевич дулю лягушке-Василисе, расплываясь в широкой улыбке. – Сама пойдешь, своим ходом!

– Хворошо! И токва попробвуй у меня сбежать, – грозно предупредила лягушка.

– А смысл? – спросил Иван Царевич, пуще прежнего расстроившись.

– И то кверно, – согласилась лягушка. – Эй, твы! – кликнула Андрона Ее Лягушачье Высочество.

– Чегось изволите, государыня? – ужом подлез к лягушке Андрон.

– Неси меня!

– О-хо-хо, – только и выдохнул Андрон.

Покрутившись вокруг лягушки, взгромоздил себе на спину и на дрожащих полусогнутых ногах поковылял следом за Иваном Царевичем, вихляя из стороны в сторону.

– Эт-то не лягушка, уф-ф! Это – ох! – боров какой-то… Вот же напасть!..

– Чвего твы твам бормочвешь?

– За вас радуюсь, государыня, – льстиво откликнулся Андрон и тихонько так буркнул себе под нос: – Чтоб тебя черти побрали вместе с твоей женитьбой, корова жирная!.. Ух, Ивашка, ну погодь у меня…

Царь Антип места себе не находил, мерял шагами неширокую залу, заложив руки за спину. Посох его стоял прислоненный к трону. Иногда царь останавливался, уставившись в узкое окошечко, и щурил глаза на яркий солнечный свет, грустно улыбаясь каким-то своим мыслям. А потом, будто очнувшись, вновь принимался бегать туда-сюда.

Бояре сидели в своем углу, наблюдая за царем-батюшкой. Головы их синхронно поворачивались вослед ему, словно за бороды привязанные. Ожидание было тягостно. Никто из бояр слова молвить не мог, боялись спугнуть счастие свое, ведь еще вовсе неизвестно было, на чей терем стрела заветная указала. По направлению, вроде как, выходило, терем боярина Трофима али Семена. Хотя как знать, как знать. Глаз – он ведь видит то, чего хочется, а не то, что на самом деле есть. Хитрый он, глаз-то.

Первым не выдержал боярин Семен. Повозившись на скамье, нахмурил он брови, пожевал губами и посохом так легонько пристукнул.