Нинель Мягкова - Отборная бабушка

Хоть я и была готова к смерти – в восемьдесят девять как-то уже свыкаешься с мыслью о бренности сущего – боль оказалась неприятной неожиданностью. Я-то надеялась уйти тихо и незаметно, во сне. А тут и голову сдавило, как щипцами, и дышать тяжело, на грудь будто уже могильную плиту положили. Внутри головы что-то горячо пульсировало, мешая думать связно.

По небу неспешно плыли облака, то прикрывая солнце, то снова разбегаясь. Перед глазами скакали мушки и точки, даже если я их закрывала. Время практически остановилось, разделившись на вдохи и выдохи.

Скорая приехала на удивление быстро. Может, просто рядом оказались.

Двое молодых людей в белых халатах оттеснили от меня помогавшую мне парочку. Один деловито проверил пульс, заглянул в глаза, проверяя зрачки. Другой стащил рукав пальто, споро натянул манжету измерителя давления.

– Сто тридцать на восемьдесят. Бабуль, да вы космонавт. – Хохотнул первый, глянув на показатели. – Как зовут?

Я попыталась представиться, но язык не слушался.

Фельдшер помрачнел, кивнул коллеге, который быстро сбегал за каталкой. Меня перегрузили с лавочки на раз-два – вес у меня птичий, сложно не справиться.

Противно заскрипели колёса каталки, характерно хлопнули закрывающиеся дверцы скорой. Завыла сирена.

– Женщина около девяноста, подозреваю инсульт. – скороговоркой отчитался медик по рации.

Все это я фиксировала, не особо уже понимая происходящее.

Последней осознанной мыслью, метавшейся в угасающем сознании, была:

– Только не паралич. Хочу уйти быстро…

Страшно чесался нос.

Я подняла непослушную, тяжелую со сна руку и с наслаждением почесалась, тут же мысленно ойкнув. На самом кончике носа, как оказалось, зрел здоровенный подкожный нарыв, и он радостно откликнулся дергающей, ноющей болью на неосторожное прикосновение.

«Не паралич. Уже хорошо» мелькнула мысль и пропала, смытая нахлынувшими воспоминаниями. Скамейка, приступ, скорая… я, наверное, в больнице. Надеюсь, телефон из сумочки не украли, и я смогу позвонить внучкам. Номера я их и так помню, но с аппаратом-то попроще будет.

Приоткрыв глаза, я поискала взглядом сумочку. Осмотрелась еще раз, уже более осознанно.

На палату комната походила мало. Ни тебе белых стен, ни больничной койки. Я возлежала – другого слова не подберёшь – на необъятном ложе, полном одеял и вышивки. Вверх от кровати уходили деревянные резные столбы, и откуда-то оттуда, с высоты, помахивали на сквозняке кисточки балдахина. Я полулежала, полусидела в скоплении шелка и пуховых подушек, укутанная несколькими слоями одежды и пледов по самые уши.

В кресле напротив меня сидела неизвестная девица, вместо униформы медсестры, или хоть белого халата, облачённая в средневековое платье горничной. Как это называла правнучка, косплей. Причём погружение полное, и прическа подходящая, и лицо без макияжа, и даже потертости на платье и переднике натурального вида.

Девица вышивала, низко склонившись над пяльцами.

– Вы кто? – негромко спросила я.

В тишине комнаты это прозвучало, как выкрик. Девица вздрогнула, подняла на меня округлившиеся от радости глаза.

Я тоже вздрогнула, только по другой причине.

Голос, вырвавшийся из моего горла, принадлежал кому угодно, только не мне. Слишком высокий и писклявый.

Самым страшным мне всегда казалось остаться в здравом уме, но немощном теле. Мама моя лежала семь лет полупарализованная. Агония, которой я не пожелаю злейшему врагу.

Тем более себе, любимой.

Сойти с ума, впасть в маразм куда лучше. Окружающим, может, и тяжело лицезреть тебя, пускающую слюни в пространство, но хотя бы ты сама не осознаёшь проблем. Такой вот здоровый эгоизм.

Это я до сегодняшнего дня так думала.

Пока не начала сходить с ума по-настоящему.

Мой взгляд растерянно бегал по лепному потолку, тяжелым сизым гардинам, вышитому балдахину и деревянным резным столбикам в ногах кровати.

Допустим, после инсульта мой голос изменился. Но почему я в чужом доме? Не в больнице?

– Гроляйн, вы пришли в себя! – всплеснула руками девица и куда-то улепетнула с завидной прытью.

Не успела ее остановить, чтобы допросить. Жаль.

– Это, Штирлиц, не больница. – констатировала я. – Это маразм. Натуральный.

Решив, что свои вопросы решу сама, откинула одеяло и встала. Ноги держали, хоть и с трудом. Пол оказался как-то ближе, чем обычно, но я этот эффект списала на головокружение после приступа. Мало ли, что померещится.