Ксения Рудазова - Паргоронские байки. Том 6

Я не сразу это понял. У олуш и вообще птиц совсем другое зрение. Вместо трех цветов я видел четыре – красный, синий, зеленый и сверхфиолетовый. Вы даже не представляете, насколько красочней все окружающее, когда добавляется всего один цвет. Поле зрения тоже гораздо больше, глаза очень широко расставлены.

Так что в первый момент я испугался, хотя казалось бы – чего бояться, если я сам уже настроился сдохнуть? Я забился, заорал, но великан… человек держал меня крепко.

– Ты зачем схватил? – подошел к нему второй. – Ни в коем случае нельзя трогать птенцов.

– Но… он же… – растерялся первый.

– Упал бы и упал. Был бы хороший кадр. А теперь монтировать придется – ты зачем влез?

Я понимал каждое слово… ну, почти каждое. «Кадр» и «монтировать» оставались чем-то непонятным. По крайней мере тут рядом много людей, раз при межкромочном переходе я подцепил языковой пакет. Только вот хорошо ли это для меня?

Плохо. Это оказалось плохо, потому что конкретно эти решили сделать из меня актера. Как я понял, они тут снимали что-то вроде представлений с помни-зернами, только вместо магии использовали какое-то громоздкое оборудование. Что-то вроде гремлинских махин или субтермагических конструктов.

И таково уж оказалось мое невезение, что обустроились они именно рядом со мной – и один из них не дал мне умереть. А теперь, раз уж я им попался, они стали снимать, что я делаю, как живу.

А я, конечно, по-прежнему пытался умереть.

– Не, так дети будут плакать, – сказал первый человек, толстый и бородатый.

– Да отстань ты от него! – возмутился второй, маленький и лысоватый. – Пусть плачут! Не препятствуй естественному отбору! Еще раз его тронешь, я на тебя жалобу подам!

– Кому, мне? – саркастично спросил бородач, снова оттаскивая меня от обрыва. – Святая корова, какой суицидальный птенец!

Кроме этого злополучного обрыва вариантов сдохнуть было немного. И от него меня все время отгоняли. Можно было, конечно, просто дождаться, пока они закончат и оставят меня в покое, но мне уже не терпелось. И я решил попробовать объясниться.

Мой клекот они, конечно, не поняли. Я старался изо всех сил, но вызвал только еще больший интерес к себе. Исторгаемые мной звуки показались этим типам необычными, но, конечно, и близко не похожими на человеческую речь.

Тогда я выбрал участок, где почва была чуть мягче, и принялся расчерчивать ее клювом. Местный язык теперь сидел у меня в подсознании, и не только устный, но и письменный, так что я написал: «Дайте мне умереть».

Слава Кому-То-Там, на местном языке эта фраза оказалась почти вдвое короче, чем на парифатском.

– Ты знаешь, я ведь не сумасшедший, – задумчиво сказал лысоватый. – И я ведь не пил. И не пью. Я веду здоровый образ жизни. А ты?

Бородач ничего не ответил. Но он достал из-за пазухи фляжечку и отхлебнул, тоже пялясь на мою надпись.

А я пошел к обрыву. Теперь-то они все поняли и не будут препятствовать волшебнику.

Так?

Не так. Видимо, птичьи мозги все-таки начали влиять на мое здравомыслие, если я решил, что это может сработать. Когда меня снова схватили, я запоздало сообразил, что это было худшим, что я мог сделать в такой ситуации.

– Пустите меня, руки уберите! – орал я, вырываясь и клюя бородатого.

Они слышали только клекот. Только нечленораздельные визги.

– Слушай, мы должны отнести его в твой университет, – сказал лысоватый. – Я вообще не понял, что это было, но это что-то… что-то сатанинское.

– Ну… ну не… ну нет. Достань-ка… разверни-ка… достань-ка клетку, – выговорил бородатый, с трудом удерживая бьющегося меня. – Хорошо, что я взял.

Они спустились по склону – там оказались их палатки. Там действительно нашлась огромная птичья клетка, куда меня и запихали. После этого они налили чаю из термоса, а бородатый закурил. Пальцы у него дрожали.

– Должно быть какое-то разумное объяснение, – сказал он. – Ну вот попугаи, например… Вполне умеют копировать голоса других птиц… и людей. Это общеизвестный факт.

– Как он вяжется с умением писать? – саркастично осведомился лысоватый.

– Это не умение писать!.. Нет!.. – отмахнулся бородатый. – Это невозможно! Ты знаешь, какого размера мозг олуши? На нем практически нет извилин! Он просто скопировал… возможно, видел где-то… запомнил…

– Слушай, это была довольно четкая надпись. Он явно не случайно написал именно это.

– Причем каллиграфическим почерком… – вздохнул бородатый, снова отхлебывая из фляжечки. – Но в дьявола я не верю.