Карина Китова - Швейцар

– Вы экзорцист? – прошептало приведение.

– Нет, писательница, – ответила Марина, не повернув головы. – Дай мне минутку, я сделаю твой портрет и отпущу.

«Хотя…» – Марина остановилась, немного подумала и перенесла курсор в начало страницы. У черновика появилось название: «Ловец неприкаянных душ».

Из угла, где только что сидела девушка, послышался вопль ужаса и отвратительный чавкающий звук. Марина криво улыбнулась и принялась описывать возникшее у стола чудовище. Не обращая внимания на Марину, оно терзало свою полупрозрачную жертву.

Возвращался Змей Горыныч из дальнего похода. Шесть дней летел над морем-окияном, седьмой пошёл. Дрожит от усталости хвост у Змея Горыныча, две головы спать улеглись, свесились, крылья насилу в воздухе держат. Только третья головушка без отдыху вдаль глядит, родную сторонку высматривает.

Вот уж показались вдали берёзки белоствольные, ели лапами замахали. Видит Змей Горыныч крутой бережок, скорому возвращению радуется. Вдруг слышит, кричит кто-то:

– Вставай, Ванюшка, летит чудище о трёх головах!

Приуныл Змей Горыныч, призадумался. Негоже добра молодца зазря губить, да деваться некуда, надобно бой принимать. А коли принимать, так и победу держать. Налетел Змей Горыныч на Ванюшку, да молодец ему головы и отрубил.

***

Возвращался Змей Горыныч из дальнего похода. Летит над морем, в водную гладь поглядывает. Хвост у Змея Горыныча дрожит, крылья вполсилы машут, две головы дремлют, одна бодрствует – родной берег высматривает.

Чудится Змею Горынычу: «А ну как было это уже». Вот и берёзки впереди забелели, и ёлки лапами замахали. Не стал Змей Горыныч дожидаться беды неминучей, в другую сторону полетел.

Летит Змей Горыныч вдоль берега, вдруг слышит посвист молодецкий:

– Эге-гей, выходи чудо-юдо на честный бой. Я, Иван – крестьянский сын, пришёл с тобою биться, в бою силами мериться.

Рассвирепел Змей Горыныч, хвост стрелой вытянул, крылья во всю мочь расправил. Буде знать, как трёхголового змея на бой вызвать. Приземлился Змей Горыныч пред крестьянским сыном, только страшные пасти разинул, как Иван – крестьянский сын ему головы и отрубил.

***

Глядит Змей Горыныч на море-окиян: бежит по морю тень, его догоняет. Седьмой день пошёл, а никак Змей Горыныч в родную сторонку не воротиться.

Приуныл Змей Горыныч, опечалился. Неужто сон его сморил, коли такое мерещится? Ёлок с берёзками дожидаться не стал, а ну как и вправду за ними беда поджидает. Полетел Змей Горыныч к острову. Рос на том острове дуб могучий, на ветвях его избушка стояла, а в избушке Баба-яга жила.

Вышла Баба-яга на порог и спрашивает:

– Ты, чудо-юдо, по делу спешишь, аль от дела бежишь?

Поведал Змей Горыныч думы свои невесёлые, совета спросил. Баба-яга помочь не отказалась. Оборотила змея в мышь и с попутным ветром на берег отослала.

Незамеченным пробежал Змей Горыныч мимо молодцев. В пещере своей укрылся и забылся беспробудным сном. Как обратно змеем сделаться, Баба-яга не сказала, да дума эта и до утра ждать может.

***

Летит Змей Горыныч над морем-окияном. «Что за напасть такая!» – думает.

Откуда появился этот зверь точно никому не известно. Как часто бывает со всякими чудаковатостями, его передавали из рук в руки, перекупали и даже дарили как большую ценность. В Ренамир зверь попал совсем крохой. Существо было до того мало, что легко умещалось на семипалой королевской руке. Круглое тело покрывала мягкая, как у котёнка, шерсть, длинные лапы-щупальца елозили по ладони владыки, одинокий глаз с любопытством взирал на нового хозяина, носа и рта у зверя не было вовсе.

Недолго думая, венценосец нарёк питомца первым пришедшим на ум именем. «Диво дивное, – покачал король четырьмя из пяти голов и изрёк. – Я назову тебя Дивок».

Рос Дивок на удивление быстро. Первое время он сметал всё, что приносили королевские слуги: овощи то или мясо – значения не имело. Гибкой лапкой зверёк обхватывал подношение, прикладывал его к телу и с небольшим усилием проталкивал внутрь. Уже через неделю с королевского стола Дивок переехал на пол, а через месяц – в отдельную комнату. По прошествии трёх месяцев зверя было не узнать. Туловище его достигало таких размеров, что королевским указом Дивок из дворца переселился на городскую площадь. В конце документа значилось: «Более не кормить». С этого дня и началась история некого Носта Знана по прозвищу Осо.