Александр Сумбатов-Южин - Джентльмен

Входит Гореев.

Вот! (Старается открыть пузырек.)

Гореев. Катя!

Кэтт (роняет склянку и с отчаянным рыданием кидается к отцу). Спаси меня, отец, спаси меня…

Гореев. Катя!.. Катя моя… Спаси тебя бог… Что ты задумала…

Кэтт. Куда же мне… я одна… я никому… я себе самой не нужна… я игрушка… игрушку и надо разбить…

Гореев. Кому нужна? Молодая жизнь, сила, сердце — и все это игрушка? И никому это не нужно? Да кого ты знаешь, Катя! твоих счастливцев, твой изживший, гнилой мир. Да разве им свет кончается?.. Посмотри в окно… Сколько людей, отягченных работой, вечным трудом, задавленных нуждой, темнотой… Вот куда иди, полная любви, знания, беззаветной готовности отдать им все, что ты хотела отдать своим пресыщенным, избалованным, извращенным людям… Вот где ты нужна, где нужны все, в ком есть живая душа… Вот твое спасение… Вот твое счастье…

Кэтт. Я… что я могу сделать? К чему я готова?

Гореев. Ты бросила семью. Для чего? Чтобы создать себе новую. Не удалось — яд! Катя, Катя! Какое малодушие! Какой позор! Ты вышла замуж. Любя, не любя — вышла. Кто бы ни был твой муж — скажи, что ты сделала, чтобы он стал другим? Что ты внесла в свой новый дом, кроме твоей красоты?

Кэтт. Ничего…

Гореев. Ты была богата. Что ты сделала для тех, у кого куска нет?

Кэтт дрожит всем телом.

У твоего мужа тысячи рабочих, тысячи семейств в его власти. Облегчила ты им их трудовую жизнь? Подумала о них, об их семьях, об их детях? Дала ли хоть каплю радости за свою роскошь, которую они тебе дали? Помогла их женам? Смягчила сердце твоего мужа? Или только свое горе близко, свое счастье нужно, а до других и дела нет?

Кэтт. Папа, что ты со мной делаешь?!

Гореев. За что же ты ждешь себе счастья, Катя? И в чем оно может для тебя быть? В ласках Остужева? В позоре… смены мужчин?

Кэтт. О! (Закрывает руками лицо.)

Гореев. Узнала ты, кого полюбила? Что связало вас? Что привлекло друг к другу? Ты скажешь — любовь? Неправда! Ты даже не заглянула в душу этого человека, ты не знала его… Разве это любовь? Это простое волнение нервов и крови, жажда счастья без малейших прав на него. И вот развязка — яд!

Кэтт. Что мне делать… Папа, что мне делать?

Гореев. Задумайся, борись с собой, ищи истины и смысла жизни — и найдешь. В себе самой найдешь, и сама жизнь укажет. Никто другой тебя не научит.

Звонок.

Кэтт. Я не могу никого видеть…

Входит Рыдлова в темном платье монастырского образца.

Рыдлова. Катя… что ты надумала… я к тебе… ангел мой… (Садится и плачет.)

Кэтт растерянная прижимается к отцу.

(Прерывающимся голосом.) Я ушам не поверила… Ну, знаю я… глуп он, Ларька… Так забери его в руки… наставь его на ум-разум… Ведь все мы несли эту муку с мужьями: кто от злости мужниной, кто от глупости, кто от измены… А что же это было бы, кабы мы терпеть не умели?

Гореев (тихо). Слышишь, Катя?!

Рыдлова. Вернись, голубчик, Катечка, вернись. Он ко мне приехал, всякий вздор молол, правда… а все-таки, видела я, мучается… Сердце надорвалось… Ах, Котик, Котик… Что это за женщины пошли? Мне, бывало, мужа-то, чем он виноватее да злее бывал, еще жальчее было…

Гореев (тихо). Катя, слышишь?

Рыдлова. Ну, не к нему, ко мне вернись… Я знаю, долго этой вашей шалой жизнью не проживешь… Пойдем ко мне… У меня в общине дела много… А за делом тоска пропадает. Хоть бы себя ты пожалела. На что ты им нужна, трубадурам-то этим? На забаву, на то, было б кому им свои арии распевать… Не губи ты себя и меня… Ох, господи, от страха, от стыда, от горя у меня в голове помутилось…

Гореев. Катя… Катя… Вот тебе… вот… сама жизнь указала…

Кэтт. Жизнь? Что ж… Надо жить как-нибудь… Все равно, тут все изломано… И больно, и стыдно теперь… а впереди… что впереди… что впереди? Ночь, вечная ночь…

Гореев. Вечная ночь только в могиле, Катя… Жизнь — это свет. Иди в жизнь, уйди от своего горя, живи за других, исполняй, что жизнь тебе прикажет… и ночь незаметно пройдет… утро разгорится…

Рыдлова. Детей бог пошлет — ими жить будешь…

Кэтт (дрожа всем телом). Не знаю, не знаю, точно все ломается во мне… Надвигается что-то новое… Сил моих… нет… (Падает к ногам Ольги Спиридоновны, глухо рыдая.)

Рыдлова. Плачь, детка моя, плачь… из женских горьких слез много хорошего выросло… Поплачем вместе, подумаем да помолимся… Бог вразумит.

Занавес

Декорация второго действия.

Чечков сидит направо, Рыдлов ходит из угла в угол.