Александр Шаргородский - Ямщик, не гони лошадей

ДЖИНН.Мы не едим свинину, Петя. Она груба и жирна. Она повышает холестерин, вызывает атеросклероз и способствует артрозу. Правда, Вася? Поэтому я приготовлю салат, где будут андивы — они нормализуют давление, авокадо — полное витамина С, соя, способствующая улучшению памяти и сельдерей, который способствует… Вася, я забыла, чему он способствует?..

РОЛАН.Мужской потенции!

ПИТЕР.Ага! Тогда побольше сельдерея! Да здравствует сельдерей!

ДЖИНН, рассмеявшись, скрывается на кухне.

ПИТЕР.Я рад за тебя, Вася! Ты, наверное, счастлив, как я когда-то.

РОЛАН.Примерно так.

ПИТЕР.Где ты ее нашел, расскажи мне.

РОЛАН.Тебе будет неинтересно.

ПИТЕР.Как это? Почему?

РОЛАН.Не было горбушек, белых ночей, Маркса и Екатерины с ее фаворитами. Это обычно и неинтересно.

ПИТЕР.Папа старый, но папа не идиот. Зачем делать из отца пожилого кретина? Налей-ка мне лучше вина.

РОЛАНберет бутылку и наливает.

ПИТЕР.После смерти я бы хотел превратиться в молодое вино. Чтобы веселить людей. Это очень важно, Вася, веселить людей и после смерти. Как ты считаешь, у нас есть такой шанс?

РОЛАН.Сначала надо превратиться в виноград.

ПИТЕР.Почему бы и нет. Я не спешу. Только я бы хотел расти где-нибудь в Ваад, на горе, с видом на озеро и на Альпы, — и чтобы мою лозу шевелил теплый ветер. И я превратился бы в «Сан-Сафрэн». Он приносит радость в сердце, «Сан-Сафрэн», как тебе нравится мое будущее, Вася?

РОЛАН.Я бы предпочел прошлое.

ПИТЕР.Когда-нибудь, лет через пять, в веселой компании, распивая «Сан-Сафрэн», вспомни обо мне.

РОЛАН.Хорошо, только лет через двадцать.

ПИТЕР.Идет. Я опять не тороплюсь. Я сяду со стаканчиком в руках, а ты мне расскажешь, как встретил ее…

РОЛАН.Это было в этих горах, в субботу, когда вся Швейцария на лыжах, в 11 часов, 12 минут… Ты видишь, я помню точное время, как и ты.

ПИТЕР.Это потому, что мы швейцарцы, Вася.

РОЛАН.Она была не в белом платье, а в белом комбинезоне, и ее розовый шарф развевался гордо, как флаг. Скорость ее была близка к сотне, и вот на этой скорости она сбила меня!

ПИТЕР.И ты потерял голову!

РОЛАН.Да.

ПИТЕР.И это был твой конец, Вася?

РОЛАН.И это был мой конец, папа!

ПИТЕР.Ты сделал меня счастливым, паршивец. Твой папа видит тебя без головы — и он счастлив. Спасибо, Вася! Мне как-то сейчас все будет легко. Я могу уйти…

РОЛАН.Куда?

ПИТЕР.Я могу уйти, спокойно и радостно.

РОЛАН.Куда уйти, папа?

ПИТЕР.Что ты беспокоишься? Я ж вернусь. Я обязательно вернусь. Я просто должен. Я ж еще не видел Гималаев, а говорят, — там хорошо можно поразмышлять о жизни. Поговаривают, они делают человека мудрым. А то старость вот пришла, а где же мудрость?

Я еще не встречал ни одного инопланетянина, а их, говорят, так много, и не катался ни на тарелке, ни в блюдце — на чем они там, черти, летают. А ведь интересно бы было с ними побеседовать, выпить чарку водки. Как ты думаешь, они пьют? Вот, ты не знаешь. И я не знаю.

Я, Вася, не спускался еще на морское дно, и на дно океана, я не слышал, как поют русалки. А вдруг они действительно живут там и плавно помахивают узорным хвостом.

Я не был космонавтом и не видел наш шарик оттуда. Говорят, оттуда он лучше — красивее, терпимей, гармоничнее. Издалека все кажется таким гармоничным.

Я не был еще ни черным, ни пигмеем, ни евреем — а интересно, что они чувствуют?

Не был я и ямщиком, Вася, не мчался в зимней ночи, и глаза волков не сверкали из лесу. Не был и женщиной. И это — особо печально. Всю жизнь их любил — и никогда ей не был. Нет, нет, я вернусь, чтоб побывать женщиной тоже.

РОЛАН.Зачем ты все это, папа?

ПИТЕР.Потому что мне не страшно. Когда-то я боялся ухода. Теперь — нет. Ты — это я. И значит я — останусь. А с твоим сыном останемся мы все. Ты видишь — никто не уходит. Это хорошо, правда? Жизнь — это путешествие, которое никогда не кончается.

ПИТЕРподошел к проигрывателю и поставил пластинку. И полился Гендель. Он слушал некоторое время, затем подошел к сыну, обнял его, и они молча стояли у окна. Смеркалось. В комнате стало темно.

Цепь Альп лежала перед ними, и красный свет заходящего солнца поднимался из-за гор. Синее небо темнело. Тучи остановились и дикими шкурами висели над вершиной. Молчал снег. Воздух был ясен, и ничто не нарушало тишины, кроме Генделя. Стало темнее, линия гор приблизилась, и Гендель стал пронзительнее. Через балконную дверь они наблюдали невероятный спектакль — горы сначала розовели, потом покраснели и, наконец, превратились в синие. И красный пылающий свет угас, и зажглись огни деревень, и вышел молодой месяц. И подмигнула звезда.