Владимир Бойко - Не служил бы я на флоте… (сборник)

Уволен был в запас без промедления, но чувство юмора сохранил и по сей день, как его жизнь не била по голове. В училище прославился тем, что первый на третьем курсе ввел обычай пить вино бабки Лютиковой (вино было знаменито тем, что через пять минут приема этого знаменитого пойла, мозги поворачивались на 180 градусов) из чайника за столами во время обеда или ужина – якобы пьем компот или чай.

В начале 80-х на атомную подводную лодку Северного Флота прибыли для дальнейшего прохождения службы два однокашника по Севастопольскому ВВМИУ Александр и Владимир, оба из роты Максимыча. Александр на должность командира I дивизиона электромеханической боевой части, а Владимир – оперуполномоченным особого Отдела КГБ. Служили не тужили, в автономки вместе ходили, о том, что они однокашники, знал лишь очень ограниченный круг сослуживцев. Однажды, переодеваясь на СРБ, Александр обнаружил на соседнем шкафчике записную книжку офицера, хозяином которой оказался минер, командир БЧ-3. Положив ее себе в карман с мыслью вернуть хозяину, Саня пошел на подводную лодку.

По пути на корабль в его голове созрел план шантажа хозяина записной книжки. Спустившись в прочный корпус, он позвонил минеру и сообщил ему, что вроде бы особист нашел его записную книжку и начал вести расследование по утере документа для служебного пользования. Минеру уж очень не хотелось гондурасить на Колыме (как он выражался – лучше колымить на Гондурасе) и он умолял Александра забрать записную книжку у своего друга однокашника-особиста и замять дело. Саня, не долго раздумывая, запросил три литра «шила» на утряску вопроса. Через десять минут трехлитровая банка спирта стояла на пульте ГЭУ, записная книжка офицера вытащена из кармана и вручена хозяину.

Минер затем долго сокрушался, какой же он чудак на букву «М»…

У нашего однокашника Владимира, внука Абакумова (подручного Берии), особиста (или как мы сейчас называем – жандарма, и вот кто оказывается был стукачем в роте все пять лет!) в отставке, испортился водопровод. Пришел к нему водопроводчик. А у него дочка была – красавица. Она водопроводчику и шепнула: «Будет батя вина заморские наливать – не пей. Деньги будет сулить – не бери. А проси у него гвоздик ржавый…». Так водопроводчик и сделал: починил водопровод, от вин, от денег отказался, гвоздик взял и ушел. А старый стукач дочку обнял и говорит: «Молодец, Анечка! Здорово мы его нае*али!».

Капитан – лейтенанта Виктора Валентиныча (Витя был сыном адмирала, занимавшего высокую должность на Северном флоте) начинают готовить к отправке в Военно-морскую академию. А Виктор тогда не хотел и точка!

Как же избежать сей процесс? Я ему и говорю «Давай-ка, Валентиныч, я тебе напишу партийную характеристику, в которой перед каждым положительным словом поставлю приставку «НЕ» и фиг тебе, а не академия, пока я еще секретарь парторганизации К–426».

Загорелись оба (хотя страх немного был – а вдруг да расстреляют торжественно перед строем за такую характеристику?). Сели в каюте, под сухое вино и напечатали. Провел я эту характеристику с приставкой «НЕ» (не дисциплинирован, не инициативен, не выполняет, не руководит, не конспектирует и т. д.) протоколом, тиснул печать и отнес в политотдел на утверждение.

Валентиныч в академию поступил. Сам НачПО ему характеристику написал. А меня спас от расправы сволочных политрабочих очередной уход на Боевую Службу.

При загрузке продуктов на атомоход перед автономкой употребили мы с Валентинычем громаднейшее количество сухого вина под венгерские яблоки. Все бы ничего, но при прохождении медицинской комиссии обнаруживают в анализе мочи мизерную часть какого-то вещества, которое бывает в составе трихомонада.

Васильевич, наш военврач (все тот же мой друг, Саня Жилинский, помощник смерти), успокоил, мол, чепуха все это: никто не застрахован от этого после выпитого большого количества сухого белого вина. Шило, блин пейте, и анализы будут как у младенца!

Мне то ладно, а вот у Валентиныча жена работала медсестрой в той поликлинике, где мы проходили медкомиссию. Подружки ей быстро листок с анализом мочи любимого мужа принесли – видала, мол? Как он ей потом доказывал, что не с другой спал, а сухевич употреблял, об этом история умалчивает.