Виктор Коваль: Особенность конкретного простора

Мухи давно улетели, а девушка бьет их и бьет

Девушка Шура, «от воблы шкура»,
сидит на мостках, болтает ногой.
– На воде, – слышит девушка, – рябь и каша без соли.
К шуткам ребят равнодушна – пустое.

– Эй, ля бемоль! Паром далеко ли?

Потянулась – хрустнула.

– Слышь, балерина! Рыбу пугаешь!

Рассмеялась – прикрыла ладошкой,
зевнула – прихлопнула.
Вот и паром.

– Эй,
ты куда – с чемоданом тяжелым?
Может, поженимся? Я подсоблю!

– Уже подсобил! —
прихлопнула.

– Слышь, что ли? Спишь
в ботинке одном?! Я же сказала: – Отчаливай, старый, отчаливай!
Если не мучить Муму, то успеем – до перерыва – на десять!
Ну, давай, шевелись, пошевеливай вал!
Слышь, что ли – грома раскаты?!

– «Отчаливай!» – так говори жениху своему конопатому, ясно?
И – «шевелись».
Видишь: люди, как мухи ползут – кое-как, не торопятся, думают,
что, наверно, дадут дополнительный.
Дадут – не дадут, а я без людей не отчалю.
Жди! И не ёрзай мне под руку, как шилохвостка!
С шилом в заднице тут над душой не елозь. Тьфу! —
Сплюнул несмачно – только ради словца,
бегло ощупал себя – где же, где? – достает,
рукавом заслоняет от ветра. Чиркает.
– Бедный мой парус, кафтан дыроватый,—
песню под нос себе напевает, – тьфу! —
с легкой руки шилохвостки.

– Эй, дебаркадер несчастный, понтон недоштопанный!
Что ты тянешься с визгом и скрипом —
никак не развалишься?!

Так бранят его местные, чтобы не сглазить —
вот он пока и тянется, тянется,
рыбу пугает пока.

– Рыбу? Какую? Окстись! —
посмеиваются,
Яхрому речку – вонючкой зовут – для отвода
глаза дурного.

Вот потому и успели – тьфу-тьфу! —
на дополнительный в десять пятнадцать из Талдома
(вне расписания)
и в перерыв (из-за ремонта путей) —
нет, не попали – в трехчасовой!

Это значит – тьфу-тьфу! – что мы стопудово,
точно в одиннадцать ровно – ноль-ноль! —
все там и будем – в столице постылой!

Все – кроме девушки Шуры, сказавшей:
– Ну, не верю я в дополнительный!

Верит, конечно. Просто —
слаба на терпелку училка по пению,
«Сявка босявка».
Помню, вот так же – полвека назад – её, бедолагу,
доводили ребята – я знаю – беззлобные, просто —
когда же сорвется —

ждали.

Она мне велела сидеть у окна. Сказала:
– Второй голос.
А я незаметно к стене отъезжал – сидя за партой.
Сидя за партой, мы все потихонечку ездили
туда-сюда, думали – пение! —
можно расслабиться – после
русского и математики.

– Чайка крыльями машет, —
как дураки хохотали.
– За собой нас зовет, – кричали, как чайки

«Только не надо ля-ля!» —
так говорить вообще-то не надо.
Ибо:
и всеми любимая Людмила Лядова,
бывало: «ля-ля»,
и – великолепная Гелена Великанова!

«Только не надо ля-ля» —
Хилю скажи Эдуарду – только.
Поющему: – Вот вам ля-ля бесконечные!
– Хватит! – скажи ему, – больше не надо ля-ля!

Хиль же ответит:
– Все ля-ля мои – музыка!
А ваши ля-ля – о ней разговоры.
Вот и не надо ля-ля!

А ты ему скажешь: – А что разговоры – не музыка?
Музыка!
Вот и не надо ля-ля!

Всё понятно:

Все ля-ля говорят, что прекрасное – неназываемо!
Отсюда – ля-ля!
Но сами ля-ля, в конце-то концов,—
надоедают.
Отсюда – не надо ля-ля!

А надо-то – что?

Говорят: – Ни гу-гу!

– Ни гу-гу! – говорят, говорят —
как филин – птица ночная, непевчая:
– Ни гу-гу, ни гу-гу, ни гу-гу!

Грачей драка,
обрывки ругани
про друг друга ли,
про трактор ли,
про тракториста с транзистором
с Первым концертом Чайковского
и солистом —
Рихтером у рояля,
и дирижером – фон Караяном
у пульта. А фуль-то?
Все —
игроки на поле!