Олег Шубинский: Олег Шубинский на каждый день

Во многом эта война была позорной. И не только в том, что великий Советский Союз вероломно напал на маленькую и скромную Финляндию. Погибло более ста тысяч советских солдат, а большевики так и не выполнили свою задачу – полностью поработить Финляндию. Часть позора досталось и деду – его батальон попал в окружение.

Они долго шли по полу заросшей лесной просеке. Карта была неактуальная, разбитые компасы показывали в разные стороны, никто не знал, где находятся свои, а где чужие. Вдруг из леса вышел невысокий мужичок и завел беседу на чистом, без акцента, русском о загнивании капитализма и желании всех прогрессивных сил человечества влиться в дружную семью социалистических народов. Когда ему объяснили, что сейчас вопрос стоит о том, чтобы не влиться в стройные ряды небожителей, мужичок поцокал языком и предложил нашим вывести батальон к нашим полкам. Командир батальона обрадовался и скомандовал следовать за финским товарищем.

Мой дед был не только очень умным, но и довольно прозорливым человеком. Ему что-то не понравилось в проводнике. То ли идеальный выговор, то ли готовность рисковать жизнью ради враждебных его стране военнослужащих, то ли как во время зимнего мороза потели виски само назначенного проводника. Дед попытался убедить офицеров пойти в обратную сторону от указанного финном направления. Но офицеры стали говорить, что финн явно сознательный, а Абрам Соломонович мнительный, как все евреи. Нужно двигаться, чтобы дойти, пока не стемнело, а то ночью превратимся в сосульки на этом морозе.

Дед подумал и сказал: «Я не могу объяснить, откуда у меня на сердце такая тяжесть, но моя интуиция мне подсказывает, что надо здесь закопать партбилеты и командирские книжки». Вы себе не представляете, что такое было потерять партбилет. Я только смутно представляю, но сейчас вам расскажу. За потерю партбилета исключали из партии и переводили на менее оплачиваемую работу – в сибирские лагеря лесорубом. А за потерю командирской книжки разжаловали до солдата и отправляли в штрафбат. Лучше лесорубом. Но мужики поверили дедовой интуиции и закопали документы.

Через пару часов ходьбы проводник сказал, что надо остановиться на отдых, а сам пошел в лес оправиться. Через полчаса стало ясно, что он не вернется, или вернется не один. Командир догадался, что, скорее всего, батальон оказался в ловушке. Он приказал срочно бежать в обратную сторону. Солдаты, неуклюже топая, ринулись назад по просеке. Но они добежали до ближайшего изгиба дороги и остановились. На них смотрели дула станковых пулеметов. С казенной части эти пулеметы держали финны, лица которых навряд ли можно было бы назвать дружелюбными.

Оказывать сопротивление было бесполезно. У наших было мало патронов, а лес ощетинился сотнями карабинов в руках финнов, которые, по слухам, не мазали. Финны отличались любовью к спорту, и, несмотря на то, что тогда биатлон не был олимпийским видом, им не составляло большого труда положить одним залпом весь батальон.

Финны отобрали у советских оружие и построили их в одну шеренгу. Сказали, что хотят разделить военнопленных на привилегированный барак и обычный. Поэтому они приказали выйти из строя офицерам и коммунистам. Дед прошипел: «Всем стоять!» Опять интуиция, и опять мужики поверили. Позже выяснилось, что коммунистов и офицеров финны расстреливали на месте. Хозяева площадки обшмонали всех военнопленных в поисках командирских документов. После пытались колоть солдат, но те не кололись.

Не знаю, почему никто не попал в привилегированный барак (читай на небеса), но думаю, что в этом была неоспоримая заслуга политруководства в исполнении моего дедушки. Вообще, где бы ни был мой дед, он пользовался большим уважением окружающих. В частности, в финском лагере для военнопленных.

Там пленных солдат гоняли на физически тяжелую работу. Норма выработки была хоть и высокой, но вполне выполнимой. Но того, кто ее не выполнял, расстреливали. Дед мой был не атлетического телосложения, он с трудом справлялся. В какой-то момент он просто заболел так, что с трудом мог дойти из барака до сортира. Русские мужики перетерли ситуацию, и пошли к лагерному начальству. Предложили следующее: они выполняют за деда норму, а он по вечерам учит их бухгалтерии. Уроки были необходимы, чтобы не показать, что Абрам Соломонович духовный лидер барака, так как финны считали это зачатком коммуны, и расстреливали главу общака.

Потом эти уроки сыграли хорошую службу ученикам. В разрушенной стране не хватало не только мужчин, но и специалистов. Некоторые заводили по две семьи, а дедовых учеников избирали в председатели колхозов, потому, что они умели вести бухгалтерию и разговаривать по-научно-коммунистически с упырями из райкома. Надо отметить, что и учитель остался не в накладе, кроме того, что не остался в холодной финской земле. В голодные пятидесятые годы на дедовом семейном столе то и дело появлялись то трехлитровая банка меда из далекой сибирской пасеки, а то и огромный, по бабушкиным представлениям, копченый окорок из украинской полуголодной(!) деревни.