Татьяна Терещенко - Симфония по творениям святителя Василия Великого

Почему возмущает тебя название «нищий»? Вспомни о своей природе: наг вошел ты в мир, наг и выйдешь (см.: Иов 1, 21). А что беднее нагого? Ничего не услышишь обидного, если сам себе усвояешь то, что о тебе говорят. Кого за бедность отводили когда-нибудь в темницу? Укоризненно – не нищим быть, а не иметь мужества в перенесении нищеты. Вспомни Владыку: Он, будучи богат, обнищал ради нас (2 Кор. 8, 9) (1).

За тебя осудил Бог и на это бедствие [5] На засуху и голод. : потому что ты, имея, не подавал, потому что ты проходил мимо алчущих, потому что ты не обращал внимания на плачущих, потому что ты не оказывал милости кланявшимся тебе. И за немногих приходят бедствия на целый народ, и за злодеяние одного вкушают плоды его многие. Ахар учинил святотатство, и побит был весь ПОЛК (см.: Нав. 7,1-26). Еще Замврий блудодействовал с мадианитянкой, и Израиль понес наказание (см.: Чис. 25, 6-15). Поэтому и наедине, и всенародно все мы наследуем жизнь свою; будем внимательны к засухе, как к детоводителю, который каждому из нас напоминает его грехи. И мы благосознательно скажем словами мужественного Иова: рука Божия коснулась меня (Иов 19, 21); а наипаче несчастье свое припишем главным образом грехам (1).

Блажен муж, который на собрание нечестивых не ходил… (Пс. 1, 1).

Премудро и благоискусно, приводя нас к добродетели, псалмопевец удаление от греха положил началом добрых дел. А если бы он вдруг потребовал от тебя совершенства, то, может быть, ты и замедлил бы приступить к делу. Теперь же приучает тебя к более удобоприступному, чтобы ты смелее взялся и за прочее. И я сказал бы, что упражнение в добродетели уподобляется лествице, той именно лествице, которую видел некогда блаженный Иаков, одна часть которой была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого неба. Поэтому вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока наконец через постепенное преспеяние не взойдут на возможную для человеческого естества высоту. Поэтому как первоначальное восхождение по лествице есть удаление от земли, так и в жизни по Богу удаление от зла есть начало преуспеяния.

Вообще же, всякое бездействие гораздо легче какого бы то ни было дела. Например, не убивай, не прелюбодействуй, не кради (Исх. 20,13–15); каждая из этих заповедей требует только бездействия и неподвижности. Люби ближнего твоего, как самого себя (Мф. 19, 19), и: продай имение твое и раздай нищим (Мф. 19, 21), и: кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два (Мф. 5, 41) – вот уже действия, приличные подвижникам, и к совершению их потребна уже душа мужественная. Поэтому подивись мудрости того, кто через более легкое и удобоприступное ведет нас к совершенству (2).

Надо стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который в непрестанном движении то вертится в стороны, то обращается часто вверх и вниз, не может ясно видеть того, что перед ним, а напротив, если хочет сделать, чтобы зрение его было ясно, надо устремить взор на один видимый предмет, так и ум человеческий, если развлечен тысячами мирских забот, не может ясно усматривать истину. Как не связанного еще узами брака приводят в смятение неистовые пожелания, неудержимые влечения и какие-то мучения любви, так вступившего уже в супружество встречает новое волнение забот: когда нет детей, желание иметь их, а когда есть дети, попечение об их воспитании, охранение супруги, рачение о доме, надзор за служителями, утраты по договорам, споры с соседями, тяжбы в судах, опасности в торговле, труды в земледелии. Каждый день приносит с собой свое омрачение душе, и ночи, получая в наследство дневные работы, обольщают теми же представлениями. Один только способ избежать этого – это удаление от сего мира. А удаление от мира состоит не в том, чтоб телом быть вне мира, но чтобы душой оторваться от пристрастия к телу, не иметь у себя ни города, ни дома, ни собственности, ни товарищества, быть нестяжательным, не беспокоящимся о средствах жизни, беззаботным, избегающим всякого сношения с людьми, не знающим человеческих правил, готовым принимать напечатлеваемое в сердце божественным учением. Приуготовление же сердца состоит в отучении его от тех правил, какие заняты им из лукавого обычая, потому что и на воске нельзя писать, не изгладив положенных на нем начертаний; и душе невозможно вверить божественных догматов, не истребив в ней укорененных навыком мнений. Для этого, конечно, весьма великую пользу доставляет нам уединение, которое усыпляет в нас страсти и дает разуму досуг совершенно отсечь их от души. Как нетрудно одолевать укрощенных зверей; так пожелания, гнев, страх, скорби, – эти злые ядовитые звери в душе, если усыплены они безмолвием, а не приводим их в рассвирепение постоянным раздражением, удобнее преодолеваются силой разума (6).