Но прошу вас особенно не увлекаться во время поцелуя. А то один мой приятель целовался в подъезде с любимой девушкой, увлекся и случайно оторвал ей уши.
Но я не знаю ничего восхитительней, чем поцелуй в тихий зимний вечер, когда крупные хлопья снега с завораживающим шорохом покрывают землю. Что может быть лучше горящих румянцем щечек, выглядывающих из воротника девичьей шубки. И хочется реветь от жалости к жителям экватора, лишенным такого незабываемого удовольствия.
– Профессор, извините – я проспал.
– Надеюсь, не один?
– Один…
– Два, идите.
– Подождите. Я скажу все начистоту. Один… на один.
– Два, идите.
– Нет, на два…
– Это уже интересно. Так один на один или один на два?
– На один… нет на два, нет на один… Вспомнил, сначала был один на один, а потом один на два.
– И сколько же всего?
– Четыре, профессор!
– Не четыре, а два. Зачетку.
– Подождите, профессор, я подумаю еще. Один на один и еще на два, и еще кто-то, по-моему, приходил. Всего пять, профессор!
– Ладно, три. За наглость.
– Четыре, профессор, умоляю, у меня стипендия!
– Три, у меня математика.
– Четыре, профессор! У меня жена беременная.
– Давно?
– С самого утра.
– А у меня с утра радикулит. Идите, три.
– Четыре!
– Три!
– Четыре!
– Три!
– Четыре, профессор! Где тереть?
– Ну хорошо, четыре. И чтобы я больше вас не видел.
– Ладно, ставьте два, и я приду на пересдачу.
– Вот ваши пять…
– С плюсом…
– С плюсом.
– И повышенная…
– Ну это уже слишком!
– Я могу и на пересдачу прийти.
– Не надо, и повышенная.
– И беременной жене. Она ждет в коридоре.
– Что ждет, повышенной?!
– Нет, ребенка.
– Ладно, и жене, только побыстрее уходите.
– Как же так, профессор, а на крестины?
– Какие крестины.
– Нашего сыночка…
– Вы издеваетесь?
– Вы что, не любите детей?
– Я не люблю детей?! Да на свете нет человека, кто бы их так любил.
– Тогда приходите, будете ему крестным.
– Ну если крестным… Я подумаю.
– Вот и прекрасно. Кстати, а где мы будем жить?
– Жить?!
– Ну не может же ваш крестник жить в общежитии.
– Конечно, не может.
– Вот и чудесно, сегодня мы с Люсей к вам и переезжаем. Сколько у вас комнат?
– Три.
– А человек?
– Я один. Жена давно умерла, а дети живут отдельно. Знаете, иногда бывает так пусто. Теперь мы будем все вместе обедать, а по вечерам пить чай и смотреть телевизор.
– Об этом не может быть и речи. Трехкомнатную мы разменяем на двухкомнатную и комнату… для вас.
– Но вы хотя бы будете привозить ребенка на воскресенье?
– Какого ребенка?
– Моего крестника.
– Вы с ума сошли. Никакого ребенка не будет. Завтра же пошлю Люську делать аборт. И вообще на фига мне эта Люська с моей повышенной и квартирой… Что с вами, профессор? Вы же еще не успели поставить мне оценки!
…Через три дня состоялись похороны. Сильнее всех рыдал какой-то студент в рваном пальтишке и ушанке набекрень. Он плакал так сильно, как может плакать только человек, потерявший в один день отца, жену, ребенка, кров и всякое будущее…
Изобретение презерватива можно сравнить только с изобретением колеса. Подвиг автора останется навсегда в сердцах благодарных потомков, за исключением, конечно, тех, кто благодаря ему так и не сумел осчастливить этот мир посещением.
Одним из самых сильных моих сексуальных впечатлений детства остается находка в палисаднике нашего дома необычного резинового мешочка, наполненного мутноватой жидкостью. При надавливании на мешочек подошвой сандалии жидкость, пульсируя, выливалась сквозь дырочку в нем. Мы, девочки и мальчики, хихикали и перешептывались, искоса поглядывая на мешочек, похожий на воздушный шарик, но явно не являющийся таковым. Инстинктивно каждый догадывался, сколь интимен предмет, найденный в траве.
Став взрослыми, дети вдруг обнаруживают странное обстоятельство: то, что в воображении совершалось просто и непринужденно, на практике оказывается значительно сложнее. Лично я до сих пор не могу толком понять, как лучше управляться с этой штуковиной. Часть изготовителей мудро не прилагает к презервативам инструкций. Трудно вообразить любовников, часа на два прервавших ласки для внимательного изучения руководства для пользователя. Впрочем, мучения начинаются задолго до ответственного момента.
Начнем с приобретения крамольного изделия. Я всегда слегка нервничаю, покупая его в аптеке. Улыбка вежливости молоденькой аптекарши странным образом превращается в циничную ухмылку повидавшей виды проститутки, а покупающая рядом валерьянку пожилая женщина пугается так, как будто я – сексуальный маньяк и презерватив мне нужен с единственной целью – тут же, не отходя от кассы, ее изнасиловать. Кое-как спрятав покупку в карман и поглубже убравшись в воротник, бежишь из аптеки на улицу.
Читать дальше