Марк Цицерон - Мысли и высказывания

Гай Юлий Цезарь. Гравюра

Все мы увлекаемся любовью к славе, и самые достойные люди наиболее ею проникнуты. Даже философы следят за тем, чтобы имя их стояло на заглавном листе сочинений, которые они пишут о презрении к славе: они желают, чтобы их хвалили и чествовали, даже тогда, когда, по-видимому, презирают людскую похвалу и уважение.

Добродетель не требует иного вознаграждения за переносимые ею труды и опасности, кроме похвалы и славы. Возьмите от нее эту награду – что может заставить нас употреблять столько стараний в течение нашей короткой жизни?

Если бы наш дух не проникал в грядущие времена, если бы он ограничивал свои мысли тесными пределами жизни, кто мог бы подчиниться стольким трудам, осудить себя на тяжелое ночное бдение, так охотно отказаться от забот о собственном сохранении? Но в великих людях скрывается тайная сила, заставляющая их чувствовать днем и ночью побуждение славы. Эта сила напоминает им, что память о них не ограничивается короткими мгновениями этой жизни, должна пройти громадные пространства грядущих веков и достичь последнего поколения.

Сократ. Античный бюст

Сократа спросили, действительно ли он считает счастливым сына Пердикки Архелая, которого в то время считали самым богатым человеком. «Я не знаю, – ответил Сократ, – потому что я ни разу с ним не разговаривал». – «Но разве нет других средств узнать это?» – «Ни одного». – «Значит, ты не можешь также сказать, счастлив ли великий царь, властитель Персии?» – «Как мне сказать это? Я не знаю, просвещен ли он, достойный ли он человек». – «Так ты в этом видишь счастье жизни?» – «Конечно, я полагаю, что добрые счастливы, а злые несчастны». – «Значит, Архелай несчастен?» – «Несомненно, если он несправедлив».

Достойному и мягкосердечному человеку претит приговаривать гражданина к смерти, даже справедливо. Он предпочитает воспоминание, что он охранил того, кого мог погубить, воспоминанию о том, что он погубил, кого мог пощадить.

Традиционный древнеримский костюм. Раскрашенная гравюра

Если судьба лишит нас нашего богатства, если не правосудие похитит его у нас, – пока за нами остается добрая слава, честь легко может утешить нас в бедности.

Легко перенести смерть, когда в последние минуты можно утешиться воспоминанием хорошо проведенной жизни.

Подобно тому, как не все поля производят те же самые деревья и плоды, так же не всякий образ жизни требует одинакового поведения. В городах господствует распущенность. Она порождаешь скупость, которая производит дерзость, откуда происходят все преступления. Деревенская жизнь, которую называют грубою, учит только бережливости, заботливости и справедливости.

Я предпочитаю свидетельство моей совести всем досужим разговорам людей.

Гай Юлий Цезарь. Античный бюст

Часто почетная смерть искупает позор жизни.

Я не знаю ничего более похвального, чем то, что делается без выставления напоказ, вдали от взоров людей. Не то, чтобы следовало избегать этих взоров, ибо прекрасные деяния любят яркий свет; но совесть есть прекраснейшая арена добродетели.

Существует один истинный закон; это – здравый разум, сообразный с природою и присущий всем людям. Он вечен, он неизменен. Его предписания обращают нас к исполнению долга, и его запрещения отвращают нас от преступления. Он никогда не запрещает и не предписывает напрасно людям добродетельным; только порочных не трогает его голос. Этот закон нельзя заменить законом противоположным; его одинаково запрещено отменять и заменять. Ни сенат, ни народ не в праве освобождать от его исполнения. Легко понимаемый, он сам себя истолковывает; он одинаков в Риме и в Афинах; он нынче тот же, какой будет завтра. Вечный, непоколебимый, он обязывает все народы, во все времена; или, скорее, это сам Бог, который, посредством его, руководит всеми людьми и приказывает им. Он один дал содержание этому закону, утвердил и обнародовал его. Дерзкий, который, забывшись и попирая человечество ногами, не убоится нарушить этот закон, обретет в самом преступлении самое жестокое наказание, если даже ему удастся избегнуть людского суда.