Константин Мелихан - Рассказы

– Нет, бабка, – рэ-ки-ту. Это когда деньги берут и не возвращают. Вот, для примеру, Анфиска у тебя руб попросила до получки. А ты, не будь дура, – сразу в милицию беги. Они Анфиску-то и накроют. С автоматами. И все у ней анфискуют.

– Да, дед, не думала я, что Анфиска-то наша такая… рэкитутка.

– А ещё, бабка, бойся парнухи.

– А это от чего бывает? Краснухой болела, желтухой тоже.

– Парнуха, бабка, – это такое кино, что просто цирк! Когда эту парнуху смотришь, пар идёт!

– Парилка – значит?

– Нет. В парилке – как? Сперва – мужики, а после – бабы. А в парнухе

– все вместе.

– Парятся?

– Да, бабка, иной раз так спарятся – водой не разольешь!

– Поняла, дед. Чтоб я ещё раз в баню…

– А ещё, бабка, бойся спиду.

– Аспид?! Гад, что ли, ползучий?

– Хуже, бабка. Спид – это гадость такая иностранного производства. Чтобы её не подцепить, у тебя все должно быть одноразовое. И ложки, и тарелки.

– Так это ж сколько ложек на одну тарелку уйдет?!

есть один раз – с одним, другой раз – с другим.

– А у Анфиски мужик как раз многоразовый. Значит, как? – они друг от дружки уже спидцепили?

– Может, и спидцепили. Спид, он же, родимый, через что угодно передается.

– И через рукопожатие?

– А это, бабка, смотря – что пожимать. Ежели обнаженную руку, тогда – да. А ежели в рукавице, тогда – прощай спид!

– Ну, значит, у Анфиски спиду нема. Она со своим мужиком никогда за руку не здоровается.

– А болезнь эту, бабка, принесли голубые.

– Голубки?

– Нет, бабка, – голубые. Это – мужики, которые без бабы живут.

– Как сторож Михеич?

– Вряд ли, бабка. Их тогда двое должно быть сторожей.

– А почто двое-то, дед, когда у нас и одному охранять нечего? Все уже растащили! Как голуби.

– В общем, бабка, увидишь – два мужика идут, – знай: это – голубые. Сразу домой беги и запирайся!

– Так что ж мне там, в городе, всех бояться?

– Нет, бабка, не всех. Вот, например, зеленые. Это – наши ребята.

– Алкаши, что ли?

– Нет, зеленые они не потому, что пьют, а потому, что природу охраняют. То есть вот перед тобой болото лежит – не смей его лапать грязными пальцами! Или шапку на тебе увидят из кролика – прощай шапка!

– А что, там, в городе, других-то цветов нет? Получше?

– Есть, бабка. Оранжевые. Это – тетки такие, в оранжевых жилетках. Вот их ты не боись. Это – рельсоукладчицы. Одной рельсой она может десятерых мужиков уложить!

– В постель?

– Эх, испортили тебя, бабка! На асфальт.

– Совсем я в этих цветах запуталась! Раньше, помню, были только красные и белые. А теперь – и голубые, и зеленые, и оранжевые, и коричневые…

– Эх, бабка, серая ты! Куда тебе – в город? Оставайся лучше в деревне!

– И вот он мне говорит, что он – молодой, высокий, блондин.

– Ну, не пугайся. Нормальный мужик.

– Да, но он это мне говорит, сидя напротив меня.

– Ну, может, он так шутит.

– Но я же вижу, что он – старый, маленький, лысый и пузатый.

– Ну, может, у него душа тонкая.

– Да, такая тонкая, что её не заметно. Я говорю: «Вы какую музыку любите?» А он говорит: «Классическую. Под нее засыпаешь быстрей».

– Значит, правдивый. Все о себе рассказывает.

– Правдивый, как же! Он мне говорит: «Я так решил. Если вы мне понравитесь, совру, что я – известный артист. А если – нет, совру, что я – на учете в психдиспансере».

– Ну, тогда он – настоящий джентльмен! Не хотел тебя обидёть.

– Да, джентльмен! Я когда с ним по телефону договаривалась, спросила, где мы встретимся: «В кафе или ресторане?» То есть дала ему полную свободу выбора. А он говорит: «Где хотите. У меня все равно денег нет».

– Значит – не транжира. Все деньги – в дом. Мамочке.

– Короче говоря, встретились с ним в какой-то забегаловке. Я говорю: «Вы пьете?» Он говорит: «Завязал». Я говорю: «Давно?» Он говорит: «С утра. Три часа уже не пью, как последняя скотина».

– Значит, волевой, раз завязал.

– Да нет. Он говорит: «Пить не на что». Я говорю: «Так вы бы что-нибудь продали. Из мебели». Он говорит: «Я и так уже все продал. На полу сплю. А ночью забываю, что не на кровати, и не могу слезть».

– Видишь, как он один на этом голом полу мучается! Без любимого человека.

– Я говорю: «А вы хоть были женаты?» Он говорит: «Почему – был? Я до сих пор женат».

– Ну, ничего, разведется. Детей-то нет?

– "Детей нет, – говорит. – Они сейчас в лагере отдыхают".

– Заботливый, значит. Отправил детей в пионерлагерь.

– Да лагерь-то – исправительно-трудовой строгого режима! Он говорит: «Еле туда их устроил. Ограбил квартиру, а вину на них свалил».