Николай Бораненков - Тринадцатая рота

Трудно сказать, у кого не хватило духу: у русских ли солдат, чтоб сделать еще рывок и взять в плен "национального героя" Германии Фрица Карке, или у самого "национального героя", не осмелившегося преодолеть нейтральную огневую полосу? Но факт остался фактом. Фриц Карке в ту осадную ночь под Сухиничами не попал в плен к русским.

Что оставалось делать несчастному "национальному герою"? Заменить какого-либо убитого командира роты? Чего доброго, опять угодишь за необдуманный шаг под суд военного трибунала. Пристать к какой-либо команде и наладить там продажу блох? Так кому они теперь нужны, эти блохи. Солдатам и так жарко в отступлении. И тогда Карке бросил ко всем чертям собачьим свой автомат и направился по полотну железной дороги в Брянские леса.

Шел он не торопясь, размеренно, сберегая силы и совершенно не пугаясь за свою судьбу. Разбушевавшаяся в ночи метель не страшила его. Предвидя метель и дальнюю дорогу, он еще с вечера засунул под шинель четыре подушки, голову укутал в байковое одеяло, а на сапоги надел корзины из-под наседок, набитые сеном. Так что даже если бы "национальный герой" сбился с пути и упал в снег, он бы великолепно проспал до утра и на тридцатиградусном морозе. Однако сбиться с пути Карке никак не мог. Под ногами у него весело поскрипывали не заметенные снегом шпалы. Единственно, чего опасался Карке, так это близости рассвета. Должны же, в конце концов, где-то быть эти всем известные брянские партизаны. В такую богом и чертом проклятую ночь они непременно ведь выйдут минировать рельсы. Они же сами пишут в своих листовках, что метель — их хорошая союзница. Партизаны, конечно, с ним нянчиться не будут. Кляп в рот, мешок на голову и поволокут. Но что кляп и мешок по сравнению с фронтовым адом! Неудобства кляпа и мешка можно перетерпеть. Главное — остаться живым. Жизнь для Карке, собственно, трын-трава. Зачем она ему? Землю у него украли. Жену соблазнили. Маленький домик, как сообщила в письме тетушка Клара, без присмотра сгнил… Жизнь ему нужна теперь только для одного — вернуться домой, разыскать штурмовика Отто и плюнуть ему в нахальные глаза. И еще плевок бы тому, кто обещал сорок семь десятин земли. Где та обещанная земля? Да и какая там земля? Все это обман. Идиотское вранье. Приманка, чтоб солдаты, как мухи, лезли в огонь. А кому же своя германская земля? Штурмовикам? Фюрерам? Ах, жулики! Ах, шакалы! Вот, оказывается, зачем они нас в пекло гнали. Чтоб нас, солдат, убили, а им, оставшимся в живых, достались и земля, и наши жены…

Артиллерийская канонада где-то далеко позади постепенно затихала. Карке уходил от нее с облегченной душой, будто рассчитался с большими, тяжкими долгами, а когда она и вовсе затихла, "национальный герой" совсем повеселел и тихонько запел свою любимую песенку "Вперед, кобыла…".

Долго он шагал так, напевая и всматриваясь в темноту: не покажутся ли где партизаны? Остановили его немецкие голоса и автоматные очереди, прозвучавшие позади.

Карке оглянулся. По насыпи железной дороги за ним гнались двое. Гнались, как видно, порядочно, потому что они то и дело спотыкались и дышали, точно загнанные лошади.

— Стой! Сей момент же остановись! Остановись, кому говорят! — кричал бежавший первым. — Куда попер, как «фердинанд»? Ослеп? Дорожный пост не видишь? Дзот обороны?

— Какой пост? Какой дзот? — оторопел Карке. — Как вы здесь оказались?

— Ты что? С неба свалился? Не знаешь, что вся железная дорога утыкана нашими огневыми точками?

— Не имею представления. Я солдат полевых войск.

— Врешь! — крикнул второй солдат. — Не прикидывайся простачком. Ты все видел. Почему на окрик не остановился? Хотел улизнуть от нас? Не вышло. Мы тебя заставим поплясать у пулемета. А ну идем! Поворачивай свои корзины.

— Куда?

— После узнаешь. Пошли! — подтолкнул в бок дулом автомата тот, который подбежал первым.

— Вы не смеете меня задерживать. Я иду со срочным донесением, — пустился на хитрость Карке. — К тому же я национальный герой Германии!

— Вот и великолепно! — сказал другой солдат. — Нам как раз и нужен такой надежный солдат. Мы давно о таком мечтаем.

Карке привели в дзот, сооруженный из толстых дубовых бревен. В дзоте, устланном соломой, топилась земляная печка. Пахло мышами, грязными портянками, ружейной смазкой, порохом и шнапсом. На снарядном ящике, заменившем стол, горела спиртовая плошка, тут же лежала буханка белого эрзац-хлеба и куски недоеденного эрзац-сыра. К столу тянулись две веревки, привязанные к спусковым крючкам крупнокалиберных пулеметов, вставленных в амбразуры. Сидящий за столом мог одновременно пить, закусывать и стрелять из двух пулеметов. Карке успел заметить и еще одно. Стенки, потолок и дощатая дверь блиндажа были посечены осколками. Видать, блиндаж навещала уже не одна партизанская граната.