Антон Нечаев - Сибирский редактор

И Меркулович запал на Марину: моложе намного и красивая, ох, красивая стерва – думал он ослепленный. Лет почти под пятьдесят, а фигура вся в целостности, брюнетка, ему под стать, а талантлива-то, талантлива! Цветаеву и Сафо наизусть шпарит. И с детьми работать умеет. Эталон. Шестой элемент.

Имея такого верного и покладистого дружка в арсенале, как наш Меркулович, Марина, конечно, претендовала как минимум на боярские хоромы в череде убогих халуп наших словесников, а лучше – единоличный трон местного литературного царства.

Под ее директорство одурманенные ею самцы организовали литературную школу для одаренных детей региона, куда попасть можно было только через рекомендацию одного из прославленных мэтров. Школа была бесплатная и восторженная: на высоких нотах визгливыми голосами стайка прикормленных Мариной училок вещала хаератому обкуренному подрастающему поколению о Солнцеве и о Тютчеве, о Евтушенке и Штромило, Распутине и Потебне. «Будущие пушкины» – на этих словах, обращенных к вечно пьяному мэру, приползшему на открытие школы, с ведьминого глаза Марины ядовито стекала, переливаясь всеми цветами бензиновой радуги, мелкая, как литературная жизнь, слезинка. Мэр растрогивался, трогая Марину и старшеклассниц за крепкий фундамент прилежной литературной деятельности, и накидывался эксклюзивным вискариком. Замша Марины мелькала с бумажками о спонсорстве и попечительстве, мешая мэру кирять. «Потом, после» – мудрая ведьма осаживала подчиненную. «Иван Петрович уже от нас не сбежит».

В школе с первых дней стало доброй традицией, распустив большинство учеников, устраивать душевные тематические оргии с литературным уклоном, куда приглашались нужные люди бизнеса и политики, а также отличники. «Сексус», «Жюстина», «Джанки» – азы начальной программы этого секретного курса. В разгар оргий, в самой начинке литературного наслаждения большинство ключевых документов школы и было подписано.

Постепенно, шажок за шажочком, стежок за стежком благостный портрет успешной сибирской писательницы вырисовывался. Но не врубавшаяся в столь явное Маринино величие, да еще пристроившаяся на видное местечко в Фонде Дашутка не устраивала королеву. Мешала ей. Не замечая пульсирующего неземного свечения над пышной короной седеющих местами волос ринатовской полюбовницы, Дашутка то начисто забывала посоветоваться с ней о каком-нибудь важном вопросе, то не звала Марину на ключевое Фондовское собрание, то в жюри премии запамятовала ее воткнуть. «Нет, убрать, убрать ее совсем и немедленно. Дальше так невозможно» – решила влиятельная Марина.

И послушный Меркулович стал плести хитроумные комбинации по удалению Дашутки из поля видимости своей подруги.

Но шеф переоценил свои силы. Дашутка с мужем, сотрудником областной администрации, была не удаляема по определению. В плохом настроении она вызывала машину из правительственного гаража, брала всех своих пятерых детей и ехала кататься по городу. Каталась до посинения, пока дети не исходили рвотой, а водитель на коленях не молил отпустить его восвояси. В хорошем же настроении Дашутка приезжала в администрацию сама на своей «ауди», небрежным тычком левой ноги открывала дверь премьер-министра, садилась ему на стол очаровательной, но очень весомой задницей и рассказывала премьеру часами о том, как сегодня замечательно покакали ее дети, и когда последний раз поимел ее муж Андрюха, и что они при этом сломали. Терпеливый и вежливый Александр Викторович, не решаясь прервать излияния столь эффектной особы, одно за другим пропускал совещания, а к вечеру с тоской в глазах подумывал об отставке.

Ну, так можно было спихнуть Петрову с должности при таких связях? Опытнейший Меркулович здесь здорово прокололся. Акела промахнулся. Следовательно, постарел.

Устроившись за несколько лет до этого на должность директора Фонда, Дашутка приехала к нам в редакцию. Заметно волновалась (она постоянно чувствует себя тупой и боится, что ее будут презирать за это. К тому же она вечно в иллюзии, что писатели – люди умные и образованные), она выпускала из рук бумажки, роняла шаль, заплетала слова в бредовые предложения.

Тем не менее, в унылой серой атмосфере нашей двухкомнатной литературной берлоги как-то посвежело с ее приходом. Я усадил ее в кресло, предложил чайку, выдал без всяких проблем то, что она просила (а просила она ни много ни мало всю нашу адресную базу, которую шеф ни за что б ей не выдал). Получив адреса, Дашутка стала выпрашивать еще какую-то помощь, но тут явился Меркулович, глянул на нее неприязненно, не ответил на приветствие. Следом пришло Молодое Дарование, также поглядело на гостью свысока, что-то сказало ей приказным тоном. Дашутка задергалась и засобиралась. Обещала звонить.