Огорченный Бобиков, справедливо рассудив, что не стоит угощать такого солидного человека, как Святой Петр, полбутылкой, допил остатки водки, запил литром святой воды и завалился спать в свой новенький сосновый гроб, совсем забыв про грядущий конец света.
А конец света так и не наступил 28 октября 1992 года…
Автобус № 385
Двери со скрипом распахнулись, и измаявшиеся граждане и гражданки со звериными лицами бросились на абордаж. Организовалась свалка. Здоровые мужчины повисли на дверях, стараясь, оттолкнув всех остальных, проникнуть в желанные автобусные внутренности.
Подбежала дохлая старушка с сумочкой в руке и с криком: «Я ветеранка и инвалидка Отечественной войны!» начала бить сумочкой по головам. Мужчины отваливались, как спелые груши, и падали под колеса автобуса. Наверно, у бабки в сумке лежали гантели. Ветеранка, расчистив дорогу, забралась в салон, и оттуда послышался ее крик: «Молодой человек! Уступите место!»
А у дверей уже снова толпились. Двое мужичков чего-то не поделили и, проорав друг другу несколько раз «Пойдем выйдем!», так и не заходя в автобус, отошли в кусты, и оттуда послышались сочные удары.
«Галошу потерял!» – заорал седенький дедок, только что чудом пропихнувшийся в автобус, и полез против течения. Его затоптали, потом подняли, вытерли сопли, дали в руки галошу и уступили место.
Последним удалось втиснуться мне. Двери повторили свой немузыкальный скрип и закрылись. Слава КПСС! Поехали!
Кто-то завизжал, что ему отдавили ногу, кто-то посочувствовал, что, мол, так тебе и надо.
«Молодой человек! Уступите место!» – по-прежнему была чем-то недовольна старушка. Молодой человек мастерски изображал, что спит.
«Передавайте за проезд!» – надрывался в микрофон водитель.
Народ толкался, давился, возмущался. И ехал. Кто на работу, кто в Москву.
А я стоял, прислонившись к дверям, полуобняв прижатую ко мне незнакомую девушку, и делал вид, что это так случайно получилось. Впрочем, девушка не возражала. И мне было на все наплевать.
Басня
Однажды большая щука поймала маленького карася. Приплыла домой и приготовилась поужинать.
– Эй, щука! – пропищал вдруг карась. – Что же это, на ужине только мы вдвоем будем присутствовать? Это нехорошо! Что соседи-то подумают? Да и скучновато нам будет без веселой компании! Сходила, пригласила бы кого-нибудь…
– Кого? – заинтересовалась щука.
– Да хоть рыбака. Я видел, он на берегу сидит, скучный такой. Наверняка, не откажется от ужина!
– Хорошая мысль! – одобрила щука и уплыла за рыбаком. Больше она не вернулась.
Никто не возвращается…
Броневик
Броневик валялся на свалке. Весь ржавый, без колес, он лежал на боку, загаженный нахальными голубями. В некогда грозные амбразуры давно уже не глядели дула пулеметов, внутри давно уже никто не сидел, да и сидений не осталось. Даже мотор уперли еще году в тридцать седьмом…
А когда-то с этого броневика выступал сам Ленин! Обидно было броневику. Попользовались, попользовались и забыли!
За соседней горой мусора, в которой активно ковырялся рыжий с проплешинами кобель без хвоста, валялся памятник Ленину с отбитой рукой, которая так любила указывать путь в светлое будущее. Обидно было памятнику великого Ленина.
Странно. Ему-то на кого обижаться?
Граф Толстой
К старости граф Толстой Лев Николаевич, тот самый, что написал знаменитый на весь мир роман «Война и мир», полюбил ходить «в народ». Соберет, бывало, в воскресенье крестьян, человек этак десять, и идет в лес.
В костре печется картошечка, украденная крестьянами на полях помещика Зюзюкина, а граф Толстой толкует с мужиками о том, о сем. Душевно так толкует. Потолкует, потолкует, а потом использует мужицкие словечки в своих произведениях, дабы на настоящую жизнь было похоже.
Хитромудрые мужики охотно делятся со Львом Николаевичем своими насущными проблемами, зная слабость графа, частенько вставляют в разговор трехэтажные выраженьица, что приводит Толстого в восторг, а сами все ждут, когда барин достанет из-за пазухи большую бутыль самогона.
Наконец, картошечка поспевает. Длинной палкой граф Толстой выкатывает из костра пахнущие дымом румяные картофелины и раздает своим собеседникам. Не забывая благодарить доброго барина, крестьяне перекидывают горячие картофелины из ладони в ладонь, чтоб остыли, и смотрят, как Лев Николаевич достает долгожданную бутыль и граненый стакан.
Читать дальше