– Кто «мы»? – спрашиваю, заглатывая таблетку от головной боли. Голова разламывается. Ещё бы, после бурной ночи и весёлого продолжения банкета.
Через два часа квартира подруги заполняется старыми друзьями. Всё-таки хорошо, что я приехала. И всё по новой: смех, объятия, воспоминания, слёзы с лёгкой грустинкой по юности.
Боль я оставлю на завтра.
***
– Тань, я возьму твою машину, съезжу на кладбище.
– Ты уже встала? – сонно спрашивает, держась рукой за черепок.
– Да. Не спится. Мысли…
– Хочешь с тобой поеду? Дай мне двадцать минут привести себя в божеский вид, я после вчерашнего в полном накауте.
– Нет, не хочу, дрыхни. Мне надо побыть одной. Не обижайся.
– А дорогу помнишь?
Они все рядом: бабушка, брат, дедушка. Недалеко от них папинины старшие братья с жёнами. Почти братская могила. Опускаюсь на низенькую лавочку.
– Бабушка, я принесла твои любимые цветы. Какие? Гиацинты. Они так божественно пахнут. …Простите меня, родные, если сможете. Я, тогда уехала, сбежала к родителям в Америку, а вернуться уже не смогла. Не могла вернуться! Так, мы больше и не встретились, не простились. Боль разрушила меня, разрушила во мне все чувства, оставив пустоту и одиночество. Я боюсь этот город, ненавижу и люблю. Он превратился из прекрасного города детства в город боли.
Я ставлю на каждую могулку цветы. Плачу, прощаясь с ними, теперь уже навсегда. Ветер нежно касается моего заплаканного лица, успокаивая, убаюкивая, прощая. Но мне себя трудно простить за побег. Тешила, лелеяла свою боль, страдала, а они? Я забыла о них, а сейчас поздно, слишком поздно. Они все здесь.
Я медленно отдаляюсь, иду к другой могиле. Тело напряженно, каждый нерв, как натянутая струна. Все перемешалось, боль, страх, прошлое. Неожиданно звонит мобильный телефон.
– Что случилось, Ник? – спрашиваю взволнованно мужа.
– Света, всё о-кей. Ты как? Тяжело тебе там, одной?
– Нет, всё в порядке. Не волнуйся, дорогой. Я и так опоздала на много лет, – всхливываю, утирая ладонью слёзы.
– Мы любим тебя и ждём – родители, дети, внучка и, конечно, наши собаки. Возвращайся. Я встречу тебя в аэропорту. Держись.
Я останавливаюсь около него.
Его давно нет. Он умер неожиданно. Молодой, жизнерадостный, полный надежд, влюблённый в жизнь… Отошёл на пять минут, а оказалось навсегда. Пришёл, забросал меня с ног до головы полевыми ромашками.
– Светка, я тебя люблю. Сейчас только приму душ и через пять минут я у ваших ног. Как вела себя сегодня наша Василиса? – спросил со смехом о нашей будущей дочке, прикладывая ухо к огромному животу.
Я была на восьмом месяце беременности. Он поцеловал меня и закрыл за собой дверь в ванную комнату.
Зачем он закрыл дверь? Эти старые, добротные дома, огромные, тяжёлые двери.
Долго лилась вода, он не отзывался. Когда я сломала дверь уже было поздно. Он лежал на полу, а по его телу слезами струились ручейки воды. И Василиса наша умерла. Умерла во мне, со мной. Они оставили меня одну, почти в одночасье, навсегда.
***
Я рассказываю им обо всём. Как жила все годы, почему не приезжала. Они часто снятся мне оба. Уходят, держась крепко за руки, мой первый муж и наша не родившаяся дочь. Оба озарённые светом, светловолосые с синими, как море глазами. Все годы, во сне я бегу за ними, стараясь догнать, но они исчезают в лучах солнца. И так, двадцать пять лет.
«Я никогда не забуду тебя, – шепчут губы. – Ты был моей первой любовью, мужем, другом, моей юностью, моей болью».
Он смотрит на меня с портрета. Я чувствую, как в душу вливается каплями покой, прощение. Боль отступает. Он прощает мне свой уход и мой побег.
Я улетаю домой, в Америку.
Город юности, детства – город моей боли. Я больше сюда не вернусь. Я прощена…
Самолёт бежит по взлётной полосе. Набирает скорость. Взлетает. В последний миг бросаю прощальный взгляд. Вот и всё, а сейчас домой к родителям, мужу, детям, счастью.
У каждого из нас в сердце есть уголок, где тихо горит свеча, свеча памяти. Я её не затушу. Я всё помню и больше не боюсь прошлого, но настоящее и будущее сильней – я остаюсь с ними.
Бесконечно длинный перелёт
«Бесконечно длинный перелёт. Двенадцать часов привязанности к креслу, салону самолёта, одним и тем же лицам. Разнообразия и удовольствия ноль. Попробовать вздремнуть? Время пролетит быстрее. Молю Бога, чтоб ниспослал сон. Короткий ли, длинный – сон. Зачем я согласилась лететь? Улыбаться с видом счастливой матери, вешать на лицо маску радости, пожимать ему руку и ещё, чего доброго, обнимать под видом будущей тёщи, навешивая на рот беззаботную улыбку. Лгать, что неимоверно счастлива сложившимся обстоятельствам, (чёрт бы побрал его и эти обстоятельства) тому, что „дети“ нашли друг друга?! Лучше бы они заблудились и никогда не встретились. Чёрт меня дёрнул тащиться в такую даль! Надо было отказаться, придумать причину и не тащиться на эту свадьбу с возом жёлчи в душе и сломанной стрелой в сердце. Стрелы Амура, стрелы Амура. Чушь! О чём это я, какие там амуры-абажуры? Это не стрелы, это копья с ядом на конце. Спать, спать, не думать ни о чём. Что там в иллюминаторе или за иллюминатором? Как правильно? Кого волнует, как правильно? Хоть так, хоть слева направо, хоть снизу вверх, хоть боком-перескоком – ночь она и есть ночь. Какой длинный перелёт. Бесконечный, как дождливый осенний вечер, когда не знаешь, куда себя деть от мыслей, предчувствий. Хочется спрятаться в осенние листья, зарыться в них с головой, только запах осени и больше никого. Надо взять себя в руки».
Читать дальше