Андрей Казаков - Вкус боли. Любовь есть боль, заставляющая жить

Не гоняйте любовь по крыше.
Это скользко-дурной поступок.
Если нет дел
у вас свыше,
значит вы – простой недоумок.
А любовь любит
ветер, солнце
и ласкающий взгляд обмана;
лунный свет, рассекающий ночи,
без стандартного шумного спама.

На чёрной стене пятно светится,
жёлтое,
как цыплёнок.
А из него рука топорщится —
это играет чертёнок!
Так вот,
живём и маемся
с первых своих пелёнок.
Стену украсили кактусом —
будь осторожней, бесёнок!
Ходим, втянУвши головы,
пятками наперЁд
и, чаще всего,
ненужным
является этот «полёт».
И снова мы лезем
по штОрам,
бубнЯ под ползучий шаг.
И вновь нас обнимет
ласково
лукавый
за просто так.

День выливает в день своё подобье;
от серости до серости лишь шаг.
Вся жизнь вмещается в надгробье —
бессмысленный и пустотелый знак.
Смерть – обретение покоя;
уход от всяких передряг —
всё ж, не заменит мир Живого,
в котором солнце – не пустяк.

Сквозь призму глаз лежит цветастый мир.
Он множится, растёт и загнивает.
А есть ли он вообще?
Быть может, антимир
уже давно всем этим заправляет?
Мир-антимир вращается мячом
в галактиках небесно-бесконечных;
клубок противоречий, змей земной,
гость-временщик у марсиан беспечных.

Лежит бутылка на столе;
лежит бутылка.
И в ней уж пусто на заре;
совсем уж пусто.
Лишь муха копошится в слизком дне;
хозяин пребывает в крепком сне
и громогласным храпом давит ухо.

Живу сквозь сон своих начинаний.
Дышу поверхностно, через нос.
И прёт из меня букет излияний,
рождённый душою как вечный вопрос.
Но людям нужны не вопросы.
Ответы.
Простые, как капля дождя на щеке.
Время летит, а их, громко, нету.
Всё изменилось, а их, просто, нету.
Их
не бывает
вообще.

Шли вдвоём, вели беседу.
Солнце, улица, весна.
Вдруг машина на дороге.
Визг, сирена, тормоза.
Происшествие с подругой:
отлетела голова…
В мир глаза полуоткрыты;
губы еле шелестят;
произносят чуть заметно:
«Что случилось? Где же я?».
И, укрыв её собою,
в липко-кровяной земле,
прошептал, что всё в порядке:
вечно счастье на Земле!

Тела влюблённых
днём и в ночи,
как свежие калачи:
в черноте развалюхи-печи рождЁнные,
огнём ее укреплЁнные,
собой удивлЁнные.

Облака белёсые,
иногда и серые
(могут быть и чёрными)
летят издалека.
Шапками мохнатыми
застилают землю;
стелятся туманами.
Значит, ждать дождя.
Нет идеи в этом,
а писАть то хочется:
не даёт покоя
больная голова.
Утро зачинается;
пустота хлопочится.
Вот и бредит облаком
сонная душа.

Старое пройдено, новое грянет.
Пусть наводняет собой, обжигает.
Ягоды спелой цвета «бордО»
кровью впекается в снежное зло!
Мы – не железо, не гайки, не роботы.
Мы – биотело с оргазмом на проводе.
Нам бы взорваться силою дня,
чтоб не гудела в ушах тишина;
чтобы глаза посмотрели в глаза.
Чтобы хрусталь заскрипел на ладонях
от неизбежности новых подъёмов!