Геннадий Мещеряков - Юмористические рассказы. Часть третья

– Таковы шаги нашего роста.

– У вас – рост, у нас – падение, а в среднем – там же, – махнул крестьянин рукой.

Брюзга

– Пожарную улицу заасфальтировали, а неровности есть.

– Брюзжишь все, Пелагея. Где выбила зубы? Говорила тебе, не садись к внуку в мотоцикл. А как вытаскивали тебя из грязи за веревку, забыла? Чуть ноги не выдернули, хорошо в сапогах была. Хоть хромаешь, а то б и сидеть не могла. Ровностей тут никогда не было, а она – неровности.

– Я баба обыкновенная, где и ляпну.

– А что скрываешь под платком? Или кто ударил? Мужика вроде лет сорок нет. Да и за что? Хромоногая утица.

– От соседки шла и уткнулась в столб. Было темно, хоть бы лампочку ввернули.

– Да колонку у дома, да баньку. Много хочешь, Пелагея.

В приемной стоматолога

Слыша крики пациента из кабинета зубного врача, мужчина с опухшей щекой сказал бледной девушке:

– Слышите, как кричит? А ведь уже давно безболезненно лечат зубы, без сверления. Одной жидкостью.

– Неужели без боли? У меня сразу два кариеса. Как услышу звуки бор-машины, теряю сознание.

– В Саратов надо ехать, – с трудом выговорил молодой человек, у которого щеки опухли с двух сторон.

– У меня тут «Калина». Кто хочет, давайте со мной, – стоявший у двери врача больной уже снимал бахилы. Верхняя губа у него подрагивала.

– Мне место найдется? – послышался женский голос.

– Хрен им, я здесь один не останусь, в багажнике доеду, – первым выскочил из приемной на улицу кудрявый парень.

– Куда все делись? – удивилась медсестра, выводя из кабинета женщину с глазами без зрачков.

Привычка

В очередь встала беременная женщина. Мужчины расступились, пропуская ее к кассе.

Оплатив счета, женщина сказала:

– Вот, купила подушку и, чтобы освободить руки, сунула ее под плащ. Спасибо вам, кавалеры! Не хотела обманывать, но получилось непроизвольно, по-привычке.

Еще раз увидел эту женщину у кассы на автобусной станции. В руках она держала костыли. Получив льготное место, улыбнулась пассажирам, разрешившим ей взять билет без очереди.

– Купила для дяди, в ноги положу – мешать не будут.

Интересная у нее привычка.

Зависимость

Все меньше дач, и землю обрабатывают в основном старики. Еще больше печали навеял услышанный разговор.

– Ты, Семенович, один на огород ходишь, не заболела ли Марфа?

– Хуже, Василий, умерла она. Прямо с лопатой. Солнце уморило.

– И я на грядке разогнуться не мог, до утра стоял треугольником. Брошу дачу. Иначе за Марфой уйду.

– И не вспомнит никто.

– Внук вспомнит, любит он закусывать солеными огурцами.

Откуда плиты?

– Интересно, где лежали эти облицовочные плиты: на канале, в аванкамере или на водозаборе? – сказал старый гидростроитель бывшему коллеге: они проходили мимо строящегося магазина.

– На подводящем канале, наверное. Систем орошения нет. Никто не контролирует – вот и срывают с русла бетонную рубашку. Да и кирпичи из старых сооружений. В погоне за экономией не пострадало бы качество. Не рухнет магазин?

– А мне интересно, откуда и каким образом привезли сюда облицовочные плиты?

На северах

Встречаются два соседа:

– Век тебя не видел, Леха. Где промышляешь?

– На северах, Рома, нефть качаем.

– Как заработки?

– Машину купил, квартиру отремонтировал, жену привез, без запросов: ей бы мороженая рыба была.

– Я, Леха, за полярным кругом никель добываю. Жен там мало, только у якутов.

– А если воротишься, как будешь без скромной жены?

– А ты попробуй у якута жену отобрать? Да, и не поедет она: там клюква, морошка, ягель. Я видел тут одну на маленьких ходулях, ее и возьму.

Поговорили

– Встретились два старика.

– Здорово, Иван. Сам передвигаешься?

– За землю иду платить, Николай.

– Чего?

– За землю иду платить.

(И так три раза).

– Под могилу, вероятно?

– Типун тебе на язык. Под избушкой которая.

– Где, где контора?

– Для тебя на кладбище, глухой тетеря.

– Нет, не набрал еще: с пенсии и молочка хочется купить.

– Давно тебе сто было?

– Что было, то было. Теперь без слуха и духа.

– Дух-то есть: не сухостои.

– Столько она не стоит.

– Учись по губам читать, Николай?

– Лай, не лай – дешевле не станет.

Первый снег прикрыл листья, мусор, колдобины на дорогах, всю серо – желтую осень. Но уже отпечатались на нем следы нашей двойной жизни. Замести бы их, да нечем. Не пойдешь же с метлой по улице, как рябой Иван. У него сапоги сорок девятого размера, и жена Марья сразу узнает, ночевал он у Анки или нет. От ее заточенных ногтей и стал рябым Иван.