Андрей Ставров - Вракли. Почти правдивые истории, переданные честно и беспристрастно. Ну, почти…

«Однажды в Москве я увидела, как какой-то человек, стоя на бочке окруженной толпой, говорил речь. Мне сказали, что это некто Ленин….»

«Среди студентов, приходивших к нам, был один, не выделявшийся среди остальных. Я никогда бы не подумала, что из него выйдет Пилсудский…»

Образование бабушка получила весьма специфическое. Окончила в Москве Благородной дамы Чертковой институт благородных девиц. В отличие от Смольного института таких же благородных девиц, собственно образования она практически не получила. Основной задачей выпускницы было стать образцовой женой. По этой причине бабушка знала три языка – английский, французский, немецкий, умела рисовать (учителем был известный художник Архипов), знала хорошо историю (ее преподавал Н. А. Кун – автор широко известной книги «Легенды и мифы древней Греции), прекрасно готовила. А все остальное – постольку поскольку. Это, как ни странно, я впервые услышал от нее про географию и извозчиков. Особенные нелады у бабушки были с математикой, хотя, вот парадокс, всю свою жизнь после революции она проработала бухгалтером! Я описываю начало её пути с тем, чтобы было ясно – понятие о воспитании детей у неё было крайне своеобразное и можно считать чудом, что она этим воспитанием умудрилась не нанести непоправимый вред мне и через меня обществу, в которое я со временем влился.

Во времена совместного проживания в Ленинграде, как я отметил ранее, свободного времени у меня было немного. Помимо школы бабушке вздумалось обучать меня английскому языку. Сначала она написала 300 английских слов русскими буквами и заставила просто выучить наизусть. Можете себе представить моё произношение! Видя результаты, бабушка устроила меня в группу таких же страдальцев, с которыми частным образом занималась преподавательница английского языка в каком-то ВУЗе. Звали ее Милица Теодоровна. Говорили, что большую часть жизни она прожила в Англии, и её особо ценили за истинное произношение. Занятия были в целом необременительными. Мы учили стихи, читали, ставили небольшие сценки, рисовали. Особое удовольствие доставлял мне путь домой. Дорога шла от Васильевского острова и я делал большой крюк, чтобы полюбоваться на корабли у пристани. А когда занятия проходили по воскресеньям, заходил по дороге в Зоологический музей или музей этнографии.

По выходным дням было принято встречаться с родственниками и друзьями. Недалеко от нас жила семья, состоявшая из трех дам: Зои Павловны, подружки детства и однокурсницы бабушки по тому самому институту, тети Риммы, её дочери и одной из ближайших маминых подруг и Тани, её внучки и почти моей ровесницы. В хорошую погоду, как правило, мы встречались посредине между нашими жилищами в Таврическом саду. Зоя Павловна с Таней и мы с бабушкой. Как я понял гораздо позже, постоянство встреч, вероятно, обуславливалось мечтами обеих семей о нашем совместном с Таней будущем. Как женщина Таня меня в том юном возрасте не интересовала, но зато я считал её верным другом. Как Таня считала, я не знаю, а ныне она говорит, что не помнит. Может и не врет. В те годы в Ленинграде ещё не вымерла особая категория старушек. Хотя какие они старушки в том своём раннем пенсионном возрасте. В прохладную погоду они, как на подбор сухощавые (последствия пережитой блокады), в неярких пальто и аккуратных платьицах, в простых, но кажущихся изящными туфельках и в шляпках удивительно разнообразного фасона. На пальто или платье брошки, на шее бусы. В основном недорогая бижутерия, но встречались и натуральные вещи. Летом, легкие платья с обязательными кружевными воротничками и манжетами, белые носочки и белые панамки. Именно такие панамки носили в Союзе юные пионеры. Ленинград в те годы был тихим спокойным городом. То ли последствия блокады, то ли не выветрившаяся память о столичном статусе делали этот город совершенно особенным. Приезжих удивляли очереди на остановках общественного транспорта. Никакой толкучки, все стоят в одну линию и заполняют транспорт без суеты и толчеи. Продавцы вежливые, прохожие идут не спеша, по эскалатору в метро никто не бежит. Колоссальный контраст с Москвой, куда я попал первый раз уже студентом. Да и сейчас Питер во многом остался таким же, особенно в то время, когда заканчивается туристский сезон. Да и в сезон, пожалуй, только на Невском, да у музеев толпы. А стоит нырнуть от Невского чуть дальше и зачастую всего несколько человек в поле зрения.

Пока мы с Таней носились по парку, бабушки вели степенную беседу о чудесных прошлых временах.